Засов проскрипел, дверь отворилась, Ырысту вылез наружу. У крыльца стоял Ракицкий в меховой круглой шапке и серебристой кольчуге, поверх которой накинут красный плащ, опускающийся на красные же каблуки высоких сапог.
«Угрин Бард! Иди за мной, великий князь к себе требует».
«О храбрейший, люболепный воевода Ракита, – поклонилась старуха, – Вернете ли пленного угра? Иль не ждать?».
«Повечеряй грибами, да корешками, бабка», – сказал славный воевода и добавил: «Он теперь будет в княжеском тереме».
Бард пошел вслед за Ракитой, думая, как глупо получилось, что он так удачно пробирался тайно через земли Савмата, вез грамоту от угорского кагана, которую поручился лично в руки отдать крулю алеманов, но наткнулся на ватагу шальных бродников. От бродников ушел, от зверей диких спасся, а на рассвете был схвачен дружинниками.
Воевода прикрикнул на дружину, воины удалые были тут как тут, они седлали коней и точили мечи. Здесь же стояла девица с толстой косой и тянула грустную песнь о березке. Какая надобность князю во мне, подумал Бард. Я даже и не знаю, что в той грамоте было, могу догадаться: алеманы и франки хотят, чтоб орда убиралась к восходу в бескрайние степи. А великий каган – не желает. Предлагает договориться и встретиться на ничьем берегу, например – на норманнском.
Князь Романтяй стоял посредь горницы и говорил старику, со спины похожему на дедушку Чината: «Поведай мне, кобник, что делать? Угры прошли через Танаис, уже взяли остров на Борисфене. Скажи, чаклун, какой беды ждать Савмату. Чего от нас нужно каганату?».
«Не кобник я, княже, и не чаклун, – ответил старик. – Я рахмон этого леса от полноводного Тириса до широкого Истра. Я знаю угров. Желание их такое: присоединять новые земли, скакать на быстрых конях до синего моря-окияна, забрать поболе рабов и смердов, ибо жадны они и неуступчивы.
«Какой толк в этом?! – удивился князь. – На что угорским ханам новые земли, когда и на старых порядка нет? На что им больше холопов, когда и на тех, что есть, заботы никак не хватает?».
«Ведут их древние боги, боги силы необыкновенной, идолы дымящихся болот», – рахмон склонил голову.
«Их боги сильнее наших предков? Наших усопших прадедов, победивших в тысяче войн, пращуров, чьи священные кости всегда хранили державу? Не верю. Внегда нужно, я принесу обильные жертвы. Кого, скажи?! Деву? Коня? Дитя новорожденное? Ты только скажи, чаклун!».
«Не чаклун я, а рахмон всех рахмонов. Угры и сами поклоняются предкам, но другим племенам прививают веру в Симаргла и Перуна. Говорят – это самые древние боги. А самые древние, первые песни на свете поются о том – народ наш самый свирепый и сильный, наши боги – единая правда, другие народы должны покориться, убьем, перережем, сожжем! Не будет мира на земле, покуда угры не просветлеют. А жертва предкам должна быть в полнолуние. И для начала нужно найти черного петуха».
«Где воевода Ракита?!», – закричал князь, озираясь.
«Не гневайся Романтяй Ослябич, – Ракита поклонился до земли. – И не вели казнить! Угрин Бард, что в порубе томился, приведен». Воевода подтолкнул Ырысту к князю.
«Номер части! Фамилия командира! – заорал князь Романтяй. – Специальность! Твоя военная специальность?!».
Снайпер-пародист, сознался Ырысту.
«С кем был в лесу?!»
Один.
«Где сейчас орда? Где твои братья-угры?».
Я – кипчак, гордо заявил Ырысту.
«Хотел я тебя повесить, – сказал князь. – Повременил. Теперь ты мне сгодишься. Отвезешь письмо к своему царю. Эй! Позовите писца! Петрик!».
Вошел бледный отрок со свитком, встал к наклоненному столику, разложил на нем гусиные перья.
«Пиши! – велел князь. – Кагану угров, мордвы, пайсенаков, потомку Скифа и ветру степей… Правитель Савмата и Ладожи, хозяин леса, хранитель священных погостов, великий князь Романтяй… челом бьет! Записал? С новой строки: ежели ты, тля плешивая, отседова не уйдешь…».
Вдруг на улице прогремел взрыв. Все поспешили к слюдяному окошку, но неожиданно рассыпалась дверь, и в горницу вошел крест-накрест перевязанный пулеметными лентами мужик в тельняшке. Бритая голова на мощной верблюжьей шее формой была, как маленький конус, нечеловечески широкие плечи переходили в надутые руки, которые только отсутствием копыт отличались от ног молодого бычка. Он поднял ручной пулемет и расстрелял князя и воеводу. Отрока добил из пистолета, а колдуна задушил. Чаклун только успел просипеть: «Надо дождаться полной луны». Мужик обнял Ырысту и сказал: «Я – майор спецназа Силантий Попадуля! Прибыл за тобой. Мой звездолет стоит заведенный, пошли. Возвернемся в свой временной пояс. Давай скорее, нам лететь полтора деципарсека».
Ырысту не понял, что это за деципарсек такой.
Мужик пояснил: «Пятьсот миллиардов верст в космическом пространстве. Там сейчас находится планета, в расстоянии восьмидесяти земных лет».
Как можно расстояние измерять временем, а время расстоянием? Ырысту запутался. И проснувшись еще долго голову ломал на эту тему.
В этот день Ырысту из заключения вывел Петрик. Он не стал привязывать пленника цепью, а показал – иди, мол, за мной.
– Кто такой Курт Драйер? – спросил Ырысту.