Путь с войны

Агентура у них имеется, понял Ырысту. И явно не среди рядового состава –повыше.

– Не могу знать, пан полковник. Даже не подозреваю о чем речь.

– А говорят, ты особиста завалил. И псам скормил в Берлине.

Не было никаких сомнений в том, что Михаил Ракицкий близко к тексту донес содержание их бесед, которые велись по дороге сюда. Трепло! Мог бы и воздержаться, потому как любимый собутыльник его родного дяди.

– Я несколько преувеличил. Как говорят большевики: напиздел. Я… – Ырысту задумался на мгновение. – Я оставил подыхать раненого особиста, не оказал помощь. За это – трибунал. Еще спер у него по мелочи из карманов. Да там и не было ничего! А собаки – да. Собаки там бродили. Облизывались.

– Что конкретно было в карманах? – спросил полковник с тем неестественным равнодушием, с каким задают самый важный вопрос.

Терять-то нечего, подумал Ырысту.

– Ну что было? Сигареты были не нашенские. Попробовал – слабенькие. Бумажка кровью залитая. Я ее выбросил. Ксива на имя капитана Феликса Волкова. Тоже выбросил. Оружия не было. Все. Я ушел. Нехай подыхает, думаю.

– Бросил тезку? Молодец, – сказал полковник. – Так, где твои вещи?

– В речке утопли. Я ж говорил.

Полковник встал, прошелся туда-сюда, остановился за спиной Ырысту и прошептал ему в ухо:

– Жить хочешь?

Ырысту потянулся к портсигару. Полковник схватил его за плечи и вернул в прежнюю позу.

– Хочу, пан полковник. Жить – хочу. Война кончилась, помирать не с руки.

Полковник отпустил Ырысту. Потом подошел к двери открыл, выглянул на улицу. Что-то снаружи ему не понравилось, потому что, когда полковник вернулся и сел в свое кресло, вид у него был немного раздраженный.

– Говоришь, война кончилась? Война не кончилась. Наша… Моя! Война не кончится, пока москали… любые иноземцы не уберутся с Украины. Пока не станет моя страна свободной, война не кончится.

– Станет…– тихо сказал Ырытсу.

– Что?

– Война должна кончатся миром. А ваша победа, пан полковник, будет для продолжения войны. Это плохо.

Только сказав это, Ырысту сразу же пожалел. Надо быть единомышленником и соратником и не высказывать сомнений.

– Наша война, – назидательно проговорил полковник. – Наша борьба кончится, в первую очередь, свободой моего народа. Нас представляют, что мы с немцами. Были мы союзниками. А Советы не были? Я бы и с сатаной договорился, лишь бы против гнета! Нет дела более святого, чем бороться за свободу своего народа. А Гитлер, что Гитлер? Движение за Украину началось, когда Гитлера еще в проекте не было.

– Болгарские ополченцы, – произнес Ырысту.

– Что?

– Сербские добровольцы. Подданные турецкого султана, которые воевали на стороне внешнего врага – России.

– Вот видишь! – воскликнул полковник. – Кто этих сербов и болгар сейчас осудит?

– Турки.

– Разве что! Турки. А автриякам ненавистен Гарибальди. Знаешь кто такой? Или Джордж Вашингтон! Американцы им гордятся.

Ырысту ухнул, дескать, чего им гордиться? Учительским тоном, который – он думал – забыл за давностью, сказал:

– Гордиться делами давно минувших дней – неумно. Особенно потомкам. Примазываться к великим достижениям – особенно потомкам – слабость. Но и каяться за деяния предков не стоит. И еще такая мыслишка: примерять на себя тавро жертвы, тем более потомкам, типа, нас угнетали, теперь нам должны – это жульничество.

– Ты это жидам расскажи!

– Евреям, пан полковник, евреям. Расскажу при случае. И негритосам тоже расскажу, коли представится такая возможность.

На самом деле Бардин имел в виду как раз таки некоторых украинцев. Но полковник в своем национальном снобизме не сообразил. Осторожней надо! Полегше.

Полковник приказал Ырысту вскипятить воду на примусе. Чайку пошвыркать.

В том чае собственно чая было со щепоть, а в основном – листья малины и смородины. Но Бардин с удовольствием потягивал из кружки, слушая, как пан полковник рассуждает о народах, о свободе и независимости, предрекает скорый крах имперской Совдепии. Ырысту поддакивал.

– Зачислить тебя в отряд? – неожиданно в лоб спросил полковник.

– Будьте любезны, – сказал Ырысту.

– Для начала будет одно задание. Ты… – полковник критически осмотрел Бардина. – Обмундирование я велю выстирать. И тебя выстирать, хотел же в баню.

– И бабу, – напомнил Ырысту.

– Обойдешься. Дам тебе новые документы. Станешь сержантом Каримовым, родом из Узбекистана. Пойдешь в город, отнесешь пакет. Пакет, ни под каким видом, не открывать. Отвезешь туда, куда будет приказано. Вручишь кому надо, я потом скажу. Вручишь после обмена паролями.

Проверочка. Должен обрадованно ухватиться за возможность слинять в город. Ырысту посмотрел полковнику прямо в глаза.

– Ясно, – сказал Ырысту. – Я такой иду с письмецом, а вы следите, когда я заверну в НКВД. А потом в этой й-енкаведе меня ваш человек и прирежет.

Зрачки полковника расширились. Ух! Есть, у них такой человек! Притом среди чекистов.

Полковник напряженно сощурился и спросил:

– Отказываешься?

– Не-а. Да только, пан полковник, сами разумейте. Мне сейчас корячится, с учетом всех заслуг, десятка лагерей. А после таскания секретных пакетов – вышка. Между нами говоря, а на хера мне это надо?