Путь с войны

– Одна фашистская гнида, – сказал Петрик, погладив немецкий автомат. – Такая же, как ты.

– Ну, дякую нижайше.

– Ни ма за що.

О, как, подумал Ырысту, я еще и фашист! А не украинская ли повстанческая армия три года нежно дружила с вермахтом и СС? А Красная армия – всего-то… Напраслину возводит бледнолицый!

Они ушли за деревню, где до лесной опушки расстелилось заросшее поле. С краю трава была выполота, обнажились присыпанные землей картофельные кустики.

Петрик протянул сучковатый черенок хлябающей тяпки.

– Полоть! – приказал он. – Окучить. Умеешь? – презрительно спросил, наводя на Бардина дуло шмайссера.

– Доводилось.

– Форвертс! – Петрик натянул на глаза козырек форменной кепки, в околыше которой чернела дыра – немецкого орла Петрик давно скрутил.

Ырысту принялся полоть. Сразу отметил: картошка не уродилась. Ничего, и без нее протянут. И так коньяки с шоколадом жрут. Итак, полковник будет наводить обо мне справки. Определенно есть нехилое подполье у бандеровцев. И что он узнает? Первое, он узнает о дезертире Ырысту Бардине. Это мне на руку. Второе: если у них есть свои люди, штабные работники, – допустим, есть, – полковник узнает, что дезертир имел при себе важную информацию. Но это лишь догадка особистов! Что такого у меня могло быть? Компетентные товарищи интересовались той квартиркой, где мы с Кирилловым и Жоркой… Кукушка из часов, вот что! Часы могли быть тайником? Могли. А в птичке, предположим, агенты (свои или фрицев) прятали донесения. Но кукушка была у Жорки. А если ее не нашли у Жорки, не нашли у Стефана Кириллова, логично заподозрить, что эта хрень у Бардина. Может такое быть? Как вариант. Но это сейчас несущественно. Полковник узнает, само собой пытается выяснить подробности. Вещи утрачены. Это уже сказал. Скажу еще раз. И третье – совсем непонятное. Красноармейца Бардина ищут журналисты. Тут затруднительно, даже предположить нечего. Войек сказал, что редакция газеты просит сообщить. Уловка тех же особистов? Вполне возможно. Ну, хорошо. Пан полковник решает, что Ырысту достоин доверия. Что там говорили? Привлекут к какой-то акции. Что за акция? Мост взорвать. Склад продуктовый ограбить. Шлепнуть секретаря обкома. Все что угодно! И на акции они будут следить пристально. Надо выполнить задание нормально. Без фанатизма, но, не навлекая новых подозрений. Добиться доверия, обрести свободу передвижения. В идеале – получить личное оружие. Не привлекая внимания, собрать жратвы и тогда сваливать. На все про все месяц-полтора. Потом дожди, слякоть. Потом пройдет эйфория победы, жизнь упорядочится. Накроет страну контрольный колпак. Нет, бежать надо пока еще сумятица, пока армия расходится по домам…

И грохнул выстрел! Одиночный выстрел. Ырысту вздрогнул и, не успев ничего подумать, упал на землю, перекатился. Сжал тяпку, как винтовку – это моторная память.

…запел, загудел бубен, замерцала каменно-черным гора, свистящий вихрь пролетел над речными порогами…

Выглянул из травы, увидел Петрика с автоматом. Это он стрелял.

…закрутились колокольчики, каемчатый рукав взметнулся к небу. Засекло, засверкало вокруг и страшная песня шамана…

Петрик смотрит на шмайсер и говорит: нечаянно.

…спиралью взбуровил неистовый ветер снега на алтайских вершинах. И бубен дрожит…

Петрик меняется. Петрик дряхлеет. Только пехотная летняя кепка не изменилась. Змеистые рубцы – морщины и шрамы – легли на лицо, Петрик – старик, похожий на тощего бульдога в электрическом шоке. В таком же пожилом окружении он зигует, кое-как поднимая руку. Деды в фашистской форме идут по Крещатику. Ырысту понимает, что это – Крещатик, это – Киев, впереди – тот, что чуден при тихой погоде, влево пойти, попадешь на проспект Степана Бандеры. Здесь марширует также молодежь гордая свастикой, эсэсовской формой, нацистскими знаками. Шествие, факелы, украинская речь. И машут приветственно девушки, красивые девушки с зелеными волосами, с синими локонами, с багровыми прядями, с серьгами-кольцами в ухе, в носу, на губах, на бесподобно оголенных животах. Все рады фашистскому маршу.

Гул затих, видение исчезло, Петрик снова молод и бледен, он смотрит на автомат, который его подвел. Со стороны селения показались люди. С осторожностью, перебежками в поле бежали бандеровцы, а впереди – высокая баба в пестрой косынке. Петрик закричал: мамо, я стрелял, нечаянно. Мужчины выпрямились в полный рост, а мамка Петрика, подбежав, обожгла сынка подзатыльником – звонким, словно пастух хлобыстнул по земле сыромятным бичом. Из ее причитаний Бардин понял, что это Петрика послали прополоть картоплю, а он, не будь дурак, решил воспользоваться дармовым трудом арестанта.

Бородатый бандеровец заржал, показывая пальцем на Ырысту, который лежит в траве и целится в кусты из тяпки. Ырысту угрюмо отбросил черенок. Моторная память, чего ты стебешься? Четыре года войны и ни одного ранения. Думаешь, почему? Выдержка стерха, реакция мухи.