Шпала посмотрел в зеркало заднего вида на Лизу, усмехнулся чему-то своему и сказал:
– Ну тут вопрос сложный, какая сторона правильная и безопасная, а какая нет. Тут главное, навязчивость идеи. Можно думать о футболе и свихнуться, особенно о нашем. А навязчивость идеи исходит от умения и способности думать, чем лучше и больше думаешь, тем угроза навязчивости идеи выше. Так что я правильно посоветовал Коляну, стараться не думать вообще, тем более поврежденными мозгами.
– И что теперь, совсем не думать? – возразила Лиза. – Так тоже нельзя. Просто я полагаю, не стоит черезчур углубляться в проблему, замыкаться в мыслях о ней и шизофренически концентрироваться на определенной теме. Те же фанатики определенной идеи все полоумные. Надо думать в меру, даже ученым, тогда ты будешь объективен и адекватен. А что касается Коляна, пусть думает, только над более простыми вопросами, а иначе так и останется недоношенным, ну то есть амнизированным ( Лиза уже поняла из разговоров о главной проблеме Коляна ).
– Пусть уж лучше недоношенным, чем философом невозвращенцем джунглей альтернативных происхождений и построений мира и прочей хрени. И вообще, надо у него эту книгу отобрать.
Колян угрюмо и агрессивно посмотрел на товарища. Шпала благоразумно решил ничего не отбирать и примирительно сказал:
– Ладно, закрыли тему, пока она в идею фикс не превратилась.
Расстояние до видневшихся строений оказалось больше, чем это виделось с трассы. В машине наступила тишина, каждый думал либо не думал о своём. Вскоре тягостную тишину решил нарушить Колян.
– Вот я думаю, мы едем, едем, а зачем и куда не понятно, – с невинным выражением лица младенца сказал он.
Шпала раздраженно посмотрел на Коляна.
– Слышь, я же тебе сказал, нельзя тебе думать. Вот чё ты опять за своё. Хотя бы в благоприятном ключе думал, а то фигню всякую несёшь. Достал уже.
– Никого я не достаю, – с тем же выражением лица возразил Колян.
– Достаёшь, ещё как достаёшь. Ты, в натуре, как в анекдоте. Мужик заглядывает в глубокий колодец и кричит в него: "Глубоко…". Эхо, типа, ему отвечает: " Глубоко…глубоко…глубоко". Мужик опять: "Глубоко…". Эхо: "Глубоко…глубоко…глубоко…". Мужик орёт: "А если кинуть ведро". Эхо по-прежнему, но уже затухающе:" Глубоко…глубоко…глубоко". Этот дятел бросает в колодец ведро, оно достает дно, он кричит: "Достал…". Эхо: "А если кинуть ведро…а если кинуть ведро…ведро…ведро…ведро". Мужик подумал немного и опять орёт: " Глубоко…". Эхо: "Достал…достал…достал…".
Шпала рассмеялся и мельком взглянул на товарища, наблюдая за его реакцией. Но никакой реакции не последовало.
– Вот ты , типа, такой же олень, хоть кого достанешь, – заключил он.
И тут со стороны Коляна послышался громкий заливистый смех. Шпала в замешательстве повернул голову. Смола качался из стороны в сторону, держался за живот и покатывался со смеху.
– Я что-нибудь не то сказал? – в недоразумение Шпалу ввела замедленная реакция Смолы на рассказанный анекдот.
Лиза также тихонько посмеивалась в кулачок. Шпала стал раздражаться всё больше и больше, ему казалось, что попутчики смеются именно над ним, а не над анекдотом.
– Я что-нибудь смешное сказал?.. Не, реально, что-нибудь смешное?.. То есть я смешной. Че вы, в натуре, ржёте как кони. Блин, достали…
Он резко нажал на тормоз. Машина дёрнулась и остановилась. Пассажиры продолжали, как ему казалось, глумливо смеяться.
– Достали, – сквозь смех пробурчал Колян, – ой, блин, достали…
Шпала прикусил губу, уже было отступившая мысль об избавлении от пассажиров вновь обрела место в его голове. Пелена застилала глаза, но он не забывал, что у Коляна был пистолет, а ум его повреждён. Но теперь Шпала точно был уверен, что когда-нибудь он это им припомнит.
– Не, блин, – продолжал хохотать Колян, – достали, мы его достали.
Вдруг он резко прекратил смех, повернулся к приятелю и сказал:
– Ты че, колодец, а мы вёдра?
Шпала жалобно простонал, нелепо улыбнулся и, как показалось Лизе, обречённо всхлипнул. Вслед за этим наступила гробовая тишина, нарушаемая лишь стрёкотом кузнечиков.
В этот момент Шпале в голову пришла мысль, что с ума сошёл не Колян, а именно он сам. И всё, что он видел и ощущал за последние сутки, это лишь плод его больного воображения. Глюки. На самом же деле нет и никогда не было потерявшего память товарища, убитого Хмеля с долотом в заднице вместо души, пленницы, непонятной погони, стрельбы, Булы, застрелянного скорбившим по петуху Ираклием и угрожавших им призраков-мстителей. Просто он, бедный и несчастный, соскочил со своей роли и стал строить свой новый, необузданный и абстрактный сюжет. И его разгульно-обезумевшая мысль, если её вовремя не остановить, понастроит таких форм, усугубив и без того мрачную ситуацию, что самый ужасный американский фильм ужасов покажется комедией. И Шпала, во избежание этого, решил незамедлительно вернуться к заданному сюжету, то есть как-то прояснить ситуацию.
– При чём здесь колодец? – всё ещё находясь в прострации, он жёстко потребовал объяснений.
– А при чём Чип и Дейл? – на полном серьёзе вразрез вопроса поинтересовался Колян.