Путь Смолы

– Да, – Шпала злорадно усмехнулся, – а вы хоть раз задумывались над тем, что такое вечность? Во многих смыслах она из того же ряда, что и бесконечность. Но вечность понятие более абстрактное, чем бесконечность, её представить труднее. А вот бесконечность, то есть некое бесконечное расстояние, длина, пространство, измеряется в реальных единицах, следовательно её представить легче. Вот и попробуйте. Крышу снесёт, блин.

Колян и Лиза тут же попробовали. Расширяя в уме до неимоверных размеров пространство, они как-то вдруг, не сговариваясь, ощутили тяжесть, панику, близкую к взрыву мозга, в общем странное состояние граничащее с сумасшествием. Что и отразилось на их выражениях лиц, ставших глубокомысленными, загадочными, но в то же время глупыми и растерянными.

– Вот, – удовлетворённо наблюдая за гримасами спутников, потирая руки от осознания победы, сказал Шпала, – хрена это у вас получится. А с абстрактной вечностью ещё хуже, тут даже с какой стороны подойти не известно. Вывод, она, вечность, противна сущности человека.

– Противна нашему уму, – сказала девушка, – а мы ведь определились, что человеческая душа и Я не зависят от ума. Поэтому и тело, в котором существует наш ум, то есть мозг, не вечно. Тело смертно, а душа нет. В теле властвует мозг, а душа во власти Колянова Понимания.

– Не, в натуре, парите, разводите меня, как лоха. Понимание какое-то выдумали. Я его не чувствую, не понимаю и не ощущаю, зато точно знаю, что не могу представить бесконечность, а значит её, как и вечности нет.

– Для тебя нет, – возразила девушка, – потому что живёшь в законченном пространстве одного дня, и лишь ради удовлетворения своего тела.

– Во, началось, удовлетворение тела, кайф, блага… А сама-то давно в стоика переквалифицировалась, сколько у тебя там всяких дорогих побрякушек и жрёшь не одну картошку с хлебом. Раньше, поди, о душе и не задумывалась, видно багажник качественно влияет на психику и мысли, глядишь, ещё посидишь, полным альтруистом и праведником станешь.

Лиза смолкла, опасаясь вызвать в киднеппере агрессивность. Зато принял эстафету Колян – ему что, у него пистолет и мозг повреждён.

– А правда, если это так, душа – это нечто неосязаемое, не совсем понятное и вечное, может реально она вне тела и главнее тела, и жить исключительно позицией тела – это ложный путь, с ложными задачами, смыслом и идеями.

– Во, блин, где понахватался, ты до потери памяти и фраз таких не знал и по написанному хрен бы прочел без заикания, вот тебя колбасит, – Шпала подозрительно взглянул на товарища. – Не знаю, как вам, а мне нравится жить позицией тела, получать кайф и удовлетворять себя во всех смыслах. И я буду делать всё, чтобы получать этот кайф. А вот скажи, какой кайф может быть в неосязаемом и непонятном, пускай даже и в вечном? От самой вечности что ли тащиться? Заколебешься жить вечно, вздёрнешься в конце концов. На том свете вздёрнешься, абстрактной, потусторонней веревкой на потустороннем крюке. Помню, где-то читал полицейские сводки конца девятнадцатого века, так в них писалось о статридцатилетнем крестьянине, который "наскучив жизнью – повесился".

– Наверное, он есть, только называется не кайфом, – уйдя в себя, прошептал Колян, – и ощущается не как кайф, так же как Понимание не похоже на все наши чувства и ощущения.

Фары машины высветили строение, замеченное ещё с шоссе. Автомобиль остановился возле старого кирпичного одноэтажного здания. Одинокая маломощная лампочка, приютившаяся на деревянном трухлявом столбе, едва освещала узенькую заасфальтированную дорожку, ведшую ко входу.

Шпала вышел из машины, размялся и огляделся. Увидел он мало чего, кроме вышеупомянутых столба и дорожки, в поле его зрения попали поленница, куски рваного ржавого железа и тележка с одним колесом. Молодого человека несколько удивило полное отсутствие окон в видимой части здания. Вместо них были какие-то узкие щели, более похожие на бойницы. В целом строение больше всего напоминало собой средневековый каземат, ну а если перенестись в современность, то какой-то склад.

Шпала подошёл к железной двери входа и несколько раз пнул по ней. Удары громким эхом разнеслись по округе, но никакой ответной реакции с той стороны не последовало. Киднеппер повторил свои действия. После того, как эхо затихло, приник к двери и прислушался.

– Есть, – в полголоса сказал он вышедшему из машины Коляну, – там кто-то есть.

В этот момент послышался глухой кашель, будто исходивший из подземелья, и раздался чей-то голос:

– Кто там?

Басовитый голос прозвучал грозно и предупреждающе, мол у его носителя в руках по топору и никакие вурдалаки ему не страшны.

– Бать, – гаркнул Шпала, видимо, не надеясь на слух оппонента, – открывай, базар есть.

Но так называемый батя открывать не торопился, пошмыгав громко носом, высморкавшись, он вновь спросил:

– Какой базар, ночь на дворе, что надо?

– Бать, у машины мотор перегрелся, вода в радиаторе вскипела.

– Ну и что?

– Бать, пусти передохнуть, с нами дама, заплатим.

Батя подумал ещё секунд двадцать, тяжко вздохнул и загремел задвижками.