Путь темных

Но Элебрут никак не реагировал на его слова. Он продолжал сидеть в кресле с закрытыми глазами и виновато опущенной головой. Ни вздоха, ни малейшего шевеления не потревожило его сгорбившейся фигуры, и в сердце Витека заползло нехорошее чувство. Он приблизился к королю и решительно тряхнул его за плечо. Фигура в кресле безвольно накренилась. Потянувшись пальцами к его шее и нащупав артерию, Витек мгновенно определил, что король Элебрут мертв. Взгляд Витека быстро метнулся с тела на письменный стол. Там стоял открытый пузырек с ядом и пустой бокал. Рядом лежал развернутый лист бумаги, скрепленный внизу королевской печатью. Черноволосый эльф увидел в обращении свое имя, поэтому осмелился взять лист и прочитать написанное.

"Витек!

Прости мне мою утреннюю выходку. Но я должен был исполнить волю нашего жестокого народа. Теперь он удовлетворен и умиротворен. Но это стоило мне огромной внутренней выдержки и до сих пор разрывает чудовищной болью мое сердце. Я любил своего сына, своего Феликса. Так же, как люблю и двух других своих сыновей. Я ухожу в мир иной, потому что больше не могу выносить душевных мук, которые причиняет мне моя утрата. Я ухожу и оставляю своим преемникам, Элспету и Эруалю, успокоенный народ, проглотивший вожделенную жертву. Надеюсь, мои подданные примут и вторую жертву – своего неразумного короля.

Витек, ты знаешь, трон достанется Элспету. Я прошу тебя помочь ему разобраться в деле с той кампанельской провинцией, которая совсем недавно рассорила нас. Как ты и предполагал, здесь не обошлось без подвоха. Это провинция оборотней, абсолютно не контролирующих себя, когда они находятся в звериной ипостаси. С ними ничего невозможно сделать, к ним не получается приблизиться даже на расстояние выстрела. Мы уже потеряли много эльфов, пытаясь усмирить их. Это очень страшное и очень опасное дело, требующее осторожности. Элспет самоуверен и горяч и на первых порах может не понять этого. Попытайся все объяснить ему.

Витек, я хочу мира! Надеюсь, ты все мне простишь, потому что я не хочу умирать, пребывая в ссоре с тобой. Помолись за упокой моей души.

Король Элебрут"

Отчего-то письмо вызвало у Витека не жалость, а гнев. Он с раздражением смял в кулаке бумагу и проронил сквозь зубы:

– Глупец!

Убрав письмо в карман плаща, черноволосый эльф решительным шагом направился к двери и, распахнув ее пинком ноги, вышел в коридор. Он, как ни в чем не бывало, отправился по своим делам и уже на ходу, как нечто само собой разумеющееся, бросил стражникам равнодушным тоном:

– Король покончил с собой! Примите необходимые меры.

Витек пересек пару коридоров и, поднявшись по одной из внутренних лестниц на верхний этаж, остановился у двери, ведущей в комнату его ученика. Стражники честно попытались предупредить его, что принц не в себе, но советник грубо оттолкнул обоих в сторону и ворвался внутрь. Эруаль сидел на полу перед зеркалом, отвернувшись от него. На его лице застыло выражение упрямства, в глазах – страдания, а в позе – вялости. Зеркало за его спиной было разбито, ранее прикрывавшая его кремовая скатерть разорвана в клочья. Надо сказать, что помимо зеркала в комнате не осталось ни одной целой вещи. Все было поломано, порвано, разбито. Невозможно было поверить в то, что все это могло быть сотворено тонкими руками такого изящного эльфа. Витек, который в этот момент тоже был сам не свой, не обратил на все это внимания.

– Эруаль, быстро приведи себя в порядок! – тоном, не терпящим пререканий, распорядился черноволосый эльф. – Мы немедленно покидаем дворец!

Пока новость о смерти короля была достоянием только трех эльфов: двух стражников и советника. Прежде, чем она разлетится по всему дворцу, Витек хотел увезти своего ученика. Он предполагал, каким страшным ударом будет для него смерть брата, и справедливо решил, что еще одного удара такой же силы чувствительная натура Эруаля не выдержит. Значит, принц должен пребывать в неведении насчет того, что случилось с его отцом, как можно дольше. Хотя бы пару-тройку дней.

Услышав голос учителя и увидев перед собой знакомый силуэт, Эруаль сразу же поднялся на ноги.

– Я готов, – каким-то глухим, убитым, но безмерно покорным голосом сказал младший принц Лавандины.