Бю-Зва не ответила. Ещё не уверенный в том, что не ошибся, Тонгир безуспешно вглядывался в горизонт, однако вокруг быстро опускался полог мрака, и увидеть то, что показалось береговой линией, вновь, уже не представлялось возможным.
Тонгир отчаянно заработал веслом. Минуту спустя, видя, какими ничтожными являются результаты его труда, дорру едва не заплакал. Отчаяние схватило его за горло, лишая последних сил. Словно обречённый, Тонгир смотрел на первую волну, приближающуюся с правого борта. Ей суждено было опрокинуть каяк и похоронить его пассажиров в глубинах Льдистого моря, быть, может, в непосредственной близости от берега.
Слепая жестокость природы, всесильной в своём величии, потрясла Тонгира. Осознавая собственное бессилие, он остановился и посмотрел в глаза девушке, которая также прекратила грести и обернулась лицом к нему. В её тёмных глазах читалась спокойная готовность принять свою судьбу.
3
Огиш, жрец Энлиля, отложил в сторону гусиное перо и притрусил песком шероховатый лист, покрытый непонятными жителям Сунджина знаками клинописи. В отличие от царских писцов Аккада, пользовавшихся глиняными табличками, он как посол имел доступ к куда более дорогому и практичному материалу, выделываемому из кожи – пергаменту. Сдув песчинки вместе с налипшими излишками чернил, он заново прочёл послание, содержащее множество красивых фраз о пышном убранстве княжеского дворца и о достойном самых хвалебных слов гостеприимстве его хозяина. Оно было вполне невинным и выдержало бы любую проверку.
Достав из потайного кармана надёжно закупоренный пузырёк с невидимыми чернилами, Огиш взял чистое перо и принялся писать подлинное письмо – между строк уже завершённого. Содержание его, весьма любопытное, могло стоить послу головы, если бы сунджинцы каким-то образом прочли этот текст.
Рука с толстыми, смуглыми от рождения пальцами, покрытыми загаром бесконечных странствий, казалась коричневой на фоне тонко выделанного пергамента. Тщательно выводя знаки аккадского письма, она начертала: