С яростью, многократно усиленной возмущением такой подлостью, я бросился вперёд, пытаясь прорубиться к жрецу, но тот, снисходительно ухмыляясь, бросил против меня ещё двух наших вчерашних друзей, совершенно забывших о том, кто они. Под градом ударов я был вынужден отступить. Где-то справа раздался надсадный предсмертный хрип – краем глаза я уловил, как тяжело оседает на пол Орм, которому ударом топора разрубило ключицу и грудину.
Безумная, неописуемая схватка, разыгравшаяся под куполом древнего храма, должно быть, стала настоящей отрадой для зловещего бога, взиравшего на нас своим единственным глазом. Я парировал удары и наносил ответные, которые, к сожалению – о, как странно, но вместе с тем органично для сложившихся обстоятельств звучат эти слова! – ещё дважды оказались смертельными. Спайр убил двоих. Но и мы несли потери: Лафур, которого прижали к внушающему оторопь алтарю, рухнул под несколькими ударами, нанесёнными двумя противниками одновременно. Его тело, упавшее прямо на престол, залило его своей горячей кровью.
Спайр и я отступили; нам противостояло трое одурманенных, двигающихся, как автоматы, дорру. Уверен, мы бы победили, даже несмотря на рану, зиявшую в плече моего господина, однако в этот самый момент против нас вновь выступила магия. Кровь Лафура, стекавшая на престол, должно быть, как-то увеличила могущество камня, поскольку тот начал издавать зловещий гул. Смуглолицый колдун, уже более не пытавшийся прикидываться другом, ликовал – я легко прочёл это на его узком лице. Переглянувшись с Спайром, мы кивнули; решение, пришедшее нам в голову, практически одновременно, диктовалось многолетним опытом совместных тренировок и многочисленных боёв.
Я закричал так громко, как только смог, и бросился в решительную атаку. Но это был лишь отвлекающий ход: Спайр в тот же миг бросился к статуе и нанёс ей сокрушительный удар в место, откуда, несомненно, изливалась сила, питавшая колдовство темнолицего жреца. Тот возопил голосом столь высоким и испуганным, что я сразу понял: мы достигли своей цели. Золотой свет потух, и, сражаясь в наступившем сумраке с внезапно ставшими невероятно медлительными врагами, я с лёгкостью покончил с обоими.
Оставался только колдун из Эреду; вытянув вперёд ладони, он свернул пальцы, словно обхватывая меня. Я ощутил, будто до меня дотронулось нечто холодное; взор мой помутился, а ноги подкосились. Меч едва не вывалился из моих, налившихся свинцовой тяжестью, рук, но, собрав свою волю в кулак, последним усилием я заставил себя выпрямить правую руку с мечом.
Наваждение прошло; я вновь был способен дышать, видеть и слышать. Передо мной лежало тело сухощавого человека, шея которого, проткнутая клинком, перестала существовать, в результате чего голова едва не отделилась от тела. Остекленевшие глаза бездумно смотрели на меня со лба, украшенного загадочными письменами.
Я, ликуя, сообщил своему господину о победе, но тот не ответил. Уже подозревая недоброе, но всё ещё не веря, я обернулся – и увидел наследника престола Кибхольма, лежащего у ног статуи с мечом в руке. Меткий бросок топора, размозживший голову, прервал его жизнь в момент, предшествовавший триумфу – горькая участь, свойственная многим героям.
Не задерживаясь в отвратительном капище более ни минуты, я поднялся по верёвке наверх и попытался добраться до нашего промежуточного лагеря. К сожалению, я сбился с пути – и не удивлюсь, если неоднократно, – так как ориентироваться по солнцу здесь весьма непросто. Наконец, когда надежда спастись уже совершенно покинула меня, я вышел к вашему селению.
8
Тонгир, которого все, кроме Бю-Зва и Ап-Вила, именовали Волосатым Лицом, вскоре оправился настолько, что начал самостоятельно передвигаться по деревне. Собаки, которых раздражал непривычный запах чужака, поначалу лаяли на него, не переставая, однако вскоре привыкли и вели себя с той же смесью сдержанности и настороженности, что отличала мужчин Чуг-Ти. В первый свой выход из приютившего его дома южанин, за которым неусыпно следили, направился к всеобщей навозной яме, вырытой в глинистом склоне на окраине деревни, и, спустив штаны, долго сидел на её краю. Злые языки поговаривали, будто на самом деле Тонгир ковырялся в отходах, однако большинство саанимов предпочитало не верить столь откровенным сплетням.
Шаман Кул-Деб, желавший знать содержание рассказа дорру, пригласил Ап-Вила к себе, но тот, отделавшись несколькими ничего не значащими фразами, предпочёл ретироваться так быстро, как только это представлялось возможным. Разговор с вождём, куда более обстоятельный, занял около часа. Вяд-Хат, задумчиво скрестив руки на груди, погрузился в раздумья и долго молчал, обдумывая услышанное. Наконец, он сообщил, что история Тонгира кажется ему подозрительной.