Путь в Арьяварду

Статуя Огненноокого бога стояла там, где и говорил смуглокожий жрец из Эреду – в приделе, размещённом посреди ориентированной на север апсиды. Солнечный свет, лившийся из отверстия в потолке, пробитого нами, падал на неё, позволяя разглядеть творение древних мастеров во всём его великолепии. Возвышаясь над алтарём, статуя воздела обе, искусно вырезанные из слоновой кости, руки в странном, вызывающем трепет, жесте – сколь возвышенном, столь и кощунственном. Лицо бога, вполне человеческое, всё же не принадлежало ни к одной из известных мне или кому-либо из присутствовавших дорру рас. Черты лица, высокомерные и жестокие, были сведены в отталкивающей гримасе; пухлые, надменные губы сложились в загадочную, высокомерную усмешку, назвать которую презрительной – значит передать лишь малую толику сокрытых в ней эмоций, прикоснувшись к которым, я почувствовал, как мои внутренности сворачиваются в тугой комок.

Я замер, не в силах шелохнуться от сковавшего мои члены страха. Глаза мои постепенно привыкали к царившему здесь сумраку, и я смог получше разглядеть, что же играло роль престола. То были скелеты нескольких человек, или существ, похожих на людей, учитывая необычные размеры черепа и строение костяка. Заняв коленопреклонённую позу или и вовсе став на четвереньки, они составили своими скелетами то, что являлось – я был в этом уверен – местом, на котором некогда осуществлялись кровавые жертвоприношения.

Подлинно дьявольский характер культа, который здесь отправляли, подчёркивался врезавшейся мне в память деталью – творец, сознательно глумясь над покойниками, вставил им в глазницы драгоценные камни. Стоимость сапфиров, изумрудов и бриллиантов, пошедших на удовлетворение чьих-то извращённых прихотей, казалась просто неописуемой. Зубы, выбитые, возможно, во время пыток, заменили рубины, превратившие посмертные оскалы в отблёскивающие кровавым светом драгоценности.

Я долгое время не решался поднять свой взор, дабы присмотреться к единственному глазу Огненноокого бога. Наконец, сделав это, я не смог удержаться от изумлённого возгласа, в котором, к моему удивлению, совершенно очевидно слышался страх. Я повидал немало на своём коротком веку, и полагал, что готов к любому зрелищу, однако на сей раз мне суждено было ошибиться. Казалось, глаз, представлявший собой округлый камень размером с голубиное яйцо, не таил ничего необычного: матово-чёрный, он переливался оттенками бордового и коричневого. Однако солнечный свет, отражаясь в нём, казалось, придавал камню необычайную глубину – и яркий, золотистый блеск, который тот излучал наружу, словно в нём была сокрыта невиданная космическая сила, походил на огненное, смертоносное излучение звёзд.

Я услышал, как жрец, что привёл нас в это место, громко, напевно произносит заклинания на каком-то причудливом языке, вероятно, очень древнем и ему самому не слишком хорошо понятном, так как он собирался с мыслями перед каждой фразой и произносил её очень тщательно. Слова, сопровождаемые быстрыми, энергичными движениями смуглых рук, вырывались из его рта, как из рупора – и, усиленные неким необъяснимым образом, ударяли в перепонки. Я посмотрел на жреца: его взгляд был полностью сосредоточен на статуе, и он, казалось, не замечал окружающих. Шапка сползла с его головы, обнажив наголо обритый лоб, на котором жёлтым огнём пылали неизвестные мне иероглифы.

Переведя взгляд со жреца на статую, я окончательно убедился в том, что он замыслил нечто преступное. Камень, ставший источником уже отчётливо различимого золотистого свечения, выглядел зловеще. Из суеверия, а может, просто из страха – думаю, это неважно, – я отступил, чтобы на меня не пал его свет. Впрочем, Спайр, Лафур и Орм, оказавшись в этом золотом круге, казалось, не испытывали никаких затруднений, и, упрекнув себя за короткий приступ малодушия, я шагнул вперёд. У меня возникло непреодолимое желание принудить нашего друга-жреца замолчать, и я бы неизбежно исполнил его, если бы не одно, совершенно неожиданное событие.

Восемь наших товарищей, пивших сегодня колдовское зелье, вели себя в высшей степени странно. Медленно, двигаясь, словно заводные куклы, они начали окружать жреца; распознав в этом манёвре попытку создать защитное боевое построение, я подал условный знак Спайру. Тот громко закричал, призывая к оружию, но лишь трое из нас ответили на его призыв. Восьмеро же, пребывая во власти могучих чар, явно готовились скрестить с нами клинки.

Мне не повезло, так как я находился ближе всего к жрецу, и мне пришлось сразиться сразу с тремя противниками. Впрочем, сразу было заметно, что управляемые злой волей колдуна, они двигаются неестественно и медлительно. Мы не брали с собой доспехов, и, отразив первый неуклюжий выпад, я неожиданно легко вонзил свой меч в грудь противника. Застонав, он расстался с жизнью, и в последний миг перед смертью – я уверен в этом, так как увидел потрясённый огонёк понимания в угасающем взгляде, – пришёл в сознание, успев понять, как мерзко его использовали.