Путь в бездне

Жена Мишки, владелица богатого поместья, любила мужа до беспамятства.

— Как кошка, — говорила Светка, смеясь, и Сергей видел в такие минуты, как увлажняются от сдерживаемых слез, Светкины глаза: — Любого за него загрызет.

Мишкину жену звали Талья Зерх — из Белой Касты Распорядителей. Они почти безвыездно жили в усадьбе, в горах. Светка сказала ему, что Мишка говорит жене, что ему требуется для передатчика, а она заказывает это у своего родного дядьки — полковника артиллериста. Через него и документы раздобыла для мужа. Вспоминая тот день, Мишка рассказывал, ей:

— Да уж, скандальчик был будь здоров! Укатала она, дядю полковника, как школяра укатала. Он в ней души не чает.

Родители Тальи умерли давно, кроме дядюшки, родственников у нее не было.

Сам же Мишка, по Светкиным словам, в упомянутом «скандальчике» не участвовал, отсиживался в соседней комнате. О том, что Горин — пришелец, Талья знала.

Пребывающий поезд, оповестил всю округу о своем приближении двумя длинными, пронзительно высокими гудками. Люди начали подтягиваться от вокзала на перрон. Скамейки быстро пустели. Народу было неособенно много, обошлось без толкотни. Люди оживленно говорили друг с другом, несли вещи, выходили на самый край перрона.

И вот, из-за поворота, пыхтя и паря паром и окутываясь дымом, показался закопченный паровоз. Он тянул за собой длинную «колбасу» вагонов — грязно-синих, на окнах блеклые занавески, в открытых дверях вагонов стояли проводники, держа в руках, опущенные вниз, красные флажки.

Поезд черных каст.

На водяной цистерне паровоза красовалась эмблема — желтый круг с двумя белыми кружками в центре.

Никто не оповещал о прибытии поезда. Он приближался к перрону быстро и уверенно, оставляя позади себя в клубах пара и дыма, разрешающие семафоры.

Снова гудок и сразу второй.

Состав вкатился на первый путь вокзала со свистом и лязгом тормозных колодок, стуком колес и громким пыхтением, окутал ожидавших его людей густым белым облаком пара и быстро, замедляя ход, ушел в конец платформы.

Остановился.

Из открытых дверей вагонов, грязных от сажи и копоти, выпрыгивали проводники и следом за ними начали уже спускаться пассажиры.

— Стоянка пол часа! — Прокричал из вставшего рядом с Сергеем вагона, мужчина-проводник, весь какой-то помятый, не бритый, в светло-зеленой форме.

Пространство на перроне наполнилось шумом голосов и движением. Те, кто вышли из вагонов, держа в руках чайники и бидоны, побежали в сторону черного вокзала за кипятком, те же, кто собирался садиться в поезд, столпились у вагонов, протягивая проводникам бумажки билетов.

Люди обнимались, прощались.

— Куда ты прешь все это, папаша? — кричал проводник следующего вагона — здоровенный парень с красным пропитым лицом, пытавшемуся протиснуться сквозь толпу, седому низкорослому мужчине, державшему в руках большущие, перевязанные веревкой коробки и пинающему перед собой потертый коричневый чемодан: — Тут не «товарняк»…

— Сыночек, передай привет тете Мольше…

— Проходите в вагон.

— Билеты где? А, провожаете…

В этой короткой перронной кутерьме Сергей и увидел их.

Светка стояла к Сенчину спиной в легком розовом платье, в белых туфлях — смотрела в сторону «головы» поезда, а рядом с ней, наступив ногой на не большой черный чемоданчик с железными углами, Мишка. Наклонив голову, он прикуривал папиросу, прикрывая ладонями горящую спичку.

Сергей еще издали начал улыбаться им, пробирался через толпу по ногам, чемоданам, собирая возмущенные крики и ругань окружающих людей.

Мишка!

* * *

— Может, — говорил Мишка, глядя на Сенчина осоловевшими от вина, глазами.

Обсуждали собираемый Мишкой передатчик — может или нет, Мишка довести передатчик «до ума».

— Может и смогу. Может… Слово-то какое. Может на заднице прыщ вскочит. Простите.

Светка звонко рассмеялась. Она сидела рядом с Тосией Вак, положив руки на стол. Сергей устроился на шатком стуле, напротив Мишки, а рядом с Гориным, по правую его руку, сидел Эвол Кюмо.

Тускло горела лампочка под потолком, за окном стемнело.

На столе — самовар, уже остывший, две открытые бутылки вина, бокалы, тарелки с закуской — сидели давно.

Эвол Кюмо во все глаза смотрел на разглагольствующего Горина, изредка нерешительно о чем-нибудь спрашивал.

Перед Сергеем стояла большая граненная поллитровая кружка, с крепким сладким чаем, из которой он периодически отпивал.

Эвол Кюмо, как и Сенчин, пил чай, только не из кружки, а из белой пузатой чашки.

— Я, — говорил Мишка, и примерившись, потянулся за зеленой бутылкой: — делом занимаюсь. Ты вот, Серега, знаешь, что такое — диод? Например.

— Элемент в электронике. — Сенчин отпил из кружки: — Сойдет?

— Голова. А чем его заменить, знаешь? О, не знаешь, — и Мишка неспеша опустошил свой бокал вина, выдохнул, продолжил: — Обыкновенной швейной иглой. Ну это грубо говоря. А конденсатор переменной емкости?

— Я — пилот. Ты свое дело сделай, а уж я тебя прокачу с ветерком.

— До ветерка, скажем далеко, — сказал Мишка.

Он расстегнул верхние пуговицы своей коричневой в клетку рубашки, икнул.