В своей тишине слышу твое кровоточащее сердце. Слышу, как в непроглядной темени алеет горячая кровь, что толчками разгоняется по всему твоему прекрасному телу. Слышу твой страх и неуверенность. В нашей тишине бьется всего одно сердце. Второе сердце молчит. И благодаря его молчанию есть наша тишина. За все приходится что-то отдавать. За наши небесные блуждания, за грохот небесных сфер, за черные застывшие зеркальные озера отдан был всего лишь неспешный ритм моих нечетких сердечных ударов.
В нашей темноте больше нет красок, кроме алых кровавых росчерков. Зато они горят так ярко, и мы мотыльками летим на этот, манящий разум и черную душу, огонь. Великая Тьма ведает, какое наслаждение упиваться с тобою горячими живыми фонтанами. Боюсь смотреть на тебя в эти моменты, боюсь думать, что ты смотришь на меня. Крупные рубиновые капли сливаются в струи на белоснежной шее. И ни один художник не передаст этого великолепного сочетания цветов и форм.
В свете луны, которая только сгущает мрак, мы кружим вокруг случайного гостя нашего пиршества. И этот животный танец беспечен и легок. Так старое Солнце кружит хоровод с молодой Луной. Так кружат осенние листья, отдающие последние почести умирающему лету. И бесконечность пиршества, безумная эйфория, безумная жажда и упоение. Все заканчивается, когда последние сполохи багряного живого костра угасают на наших веселых устах.
И мы возвращаемся под землю. В нашу тишину, в которой стучит только твое сердце. В нашу темноту, в которой мне не видно ничего, кроме твоего прекрасного тела, озаренного внутренним кровавым огнем. В нашем склепе достаточно места. Мы засыпаем, чутко почуяв занимающийся рассвет. И твой страх и неуверенность засыпают раньше, чем ты. Я засыпаю позже.
Я уже знаю, что крестьяне поутру найдут очередную растерзанную жертву. Местный боговер соберет жадную к расправе толпу. Кричащая, сопящая и гневная еда ворвется в нашу темноту, и слепящий глаз Солнца заглянет в наши покои. Топотом своих грязных сапог они растопчут нашу тишину.
Тяжелый камень надгробия падает на пол усыпальницы и разбивается надвое. Мерзкая живая древесина поджигает мое тело, и я рассыпаюсь прахом, что так долго прятался от смерти. Но ты живая и потому умираешь — медленно и мучительно. Своим живым воем заставляешь покрыться сединой каждого, кто посмел нарушить наш покой. Второй удар молотка по осиновому колу разрывает твое кипевшее жидким огнем сердце. И ты спешишь ко мне, в наш уже вечный Мрак и Тишину, — моя Мертвая Невеста.
* * *