Кого-то облили кровью на той стороне — вроде бы, там был голос Пухлика. Если не случилось побоища — значит, не кровавые варги. И что-то не так на центральной арене, там что-то то ли страшное, то ли отвратительное… Какие-то твари.
Можно было бы пройтись вдоль шатров, но на фильтровке потока это сложно. И всё равно стою удачно. К «Лавке редкостей» явно потянется народ. Всех типов народ.
Нервные шепотки. От них кисловатый привкус во рту. Ищу глазами — кто может быть. Стоят возле дальней клетки с разными шнырками — там, где поменьше народа. Молодые, прилично одетые типы. Только нервноватые. Жмакают что-то в карманах аккуратных курточек. Подбираюсь ближе, слышу что-то насчёт того, что объявились новые обстоятельства. Что Роббейн — идиот, и Эйми всем, решительно всем не велел спешить.
Разрываюсь между желанием сблевать и порывом впечатать ладонь в лицо. Справедливые-Зелёные-Крикуны. Выползли защитнички, будь они неладны. Книжные протестуны, у которых в башке — навоз яприля о том, что каждого зверя нужно отпустить гулять на свободу вот прямо сейчас. Включая раненых, больных, крайне редких. И тех, что тут же погибнут на воле из-за того, что верят людям.
Несколько раз пролезали к нам, пока мы были на выездах. Как-то раз два часа пытались подарить свободу яприлю Хороту. Были яприлем облизаны и обчёсаны, после чего Хорот радостно уснул. Показывая — где он видал эту самую свободу.
У Крикунов ссора. Осторожный убеждает Безмозглого. Что тут что-то нечисто. Что непонятно — зачем им идти в таком количестве. Что на Эйми не было лица…
Пристраиваюсь за спинами и слушаю внимательно.
— Ты говоришь как предатель, — кипит Безмозглый. — Как один из тех, кто сковывает и запирает. Слушать не желаю, понятно тебе?
— Я только хочу спасти тебе жизнь, тебе и остальным, — шипит Осторожный. — Всё это… ты что, не видишь? Здесь же даже охраны нет!
— Это к лучшему!
— Если прошли мы — Кровавые тоже могли пройти. Это всё подозрительно. И что за флаконы нам раздали…
— Сразу видно — сын законника, — хмыкает Безмозглый. — Передавай привет папашке, а я с тобой больше рядом не стану.
И отваливает с презрительной миной. Чуть не сшибает меня по дороге. Сдвигаю на нос дурацкую шляпку — тьфу, пригодилась.
Второй Крикун не оборачивается, только вцепляется в ограждение у клетки. Делает вид, что любуется сверхпрыгучими шнырками — те сигают на восемь футов в высоту. Пробираюсь через лес тел и тоже пялюсь на шнырков.
— Не оборачивайся, не применяй Дар. Тебе в сердце наведён
Он сглатывает, но говорит связно. Одиннадцать Крикунов, одного повязали, команда Пухлика, видимо. Мутное задание типа «Заявить о несправедливости». Подозрительные флаконы с кровью, инструкции ждать.
Вир знает, что это значит. Может, Пухлик из своего повязанного больше вынул.
— Хочешь вывести своих дружков из передряги?
— Они меня не послушают. Меня и так считают слишком ненадёжным.
Это потому что у законнического сынка есть мозги, а у остальных — не завозили.
— А пометить их сможешь? — у парня глаза становятся по яблоку, даже в профиль. — В смысле, сильным ароматом. Вот. Хотя бы по капле на ботинке каждому.
Секрет альфина, вроде, учуять не должны. Особенно в городе, где всё провоняло ванилью, розами и ладаном. А вот я на него настроюсь легко.
Осторожный мнётся. Катает пузырёк в пальцах. И косится взволнованно, как заболевший единорог.
— А вы их не…
— Не. Выбью из строя. Усыплю, скорее всего.
— А вы?..
— Собираюсь тебе помочь. Хватит и этого.
Крикун ещё малость сомневается и пытается заглянуть ко мне под шляпку. Вздыхает и отправляется метить собратьев