Мантикора жри. Я тут в платье и шляпке, играю в гувернантку Балбески и помогаю Крикунам. Осталось до кучи пойти с Мясником полобызаться.
Папашка говорил: «Вспомнил беду — она уж в заду». Не успеваю подумать про Балбеску, как она уже орёт за спинами:
— Мелли, Мелли, ауууу! — забывая об опасности для своих зубов. Потом проколачивается ко мне через зевак, хватает за руку и утаскивает. При этом не закрывает рот:
— Мелли, ну куда ты запропастилась, я тут подружилась с девчонками, и они мне рассказали про чудненький здешний сидр. Надо будет и папаше прихватить, а то мамочка жалуется, что он уже почти допил второй погреб! А потом мы сюда вернёмся, ну правда же, вернёмся?
И попутно строит зверские рожи девицам под дубом. Те моргают и кивают с пониманием.
Руки у Балбески как клещи, а носится она быстрее алапарда — хоть и зелёные перья. Доволакивает до какой-то лавчонки, мигом втискивает мне в руку стакан с сидром: «Ты должна попробовать, а то вдруг отравлен!» и шепчет:
— Значит так, они меня за какую-то местную чокнутую приняли! Эту, как её там, Огненную Чайку. Вот это круть! И у них тут что-то вроде ордена в Ракканте, они выступают против снулых бисквитов, кружев и отсутствия жизни — и я полностью на их стороне! В общем, они вроде как местные зажравшиеся хулиганки из богатеньких семей, и им остро не хватает каких-нибудь оргий с безобразиями по углам…
Изо всех сил душу в себе симпатию к Балбеске после такого определения.
— … и они выползают и делают всякое — на заборах пишут, поют и орут за свободу и сводят с ума всяких благопристойников, и — я очень надеюсь, что неприлично обнажаются. Короче, за ними и этой Чайкой ведётся охота местными Добропорядочными — это они сейчас на улицах вместо законников. Нравственное ополчение. Но пока атаманшу никто не видал. А она собрала их из разных городов Ракканта. Восемнадцать штук, представляешь⁈
Плюс десяток Крикунов. И Кровавые — непонятно, подтянутся или нет.
Что-то много чокнутых на один город.
— Короче, я им сказала, что тут бегает какая-то провокаторша — поддельная Чайка, из Добропорядочных. Чтобы не велись на неё. Это на случай, если на них настоящую вынесет, хотя какое там вынесет, дурында им даже встречу не назначила, х-ха! Посчитала, что они тут натворят безобразий по своей инициативе, ну как же. А, и ещё я сказала, что хаос мы будем творить по плану и распорядку. В общем, чтобы ждали сигнала.
— А потом?
Балбеску распирает от предвкушения. И я чувствую, что мне ни черта не хочется знать — что она там собирается творить по плану и распорядку.
— У тебя-то как? Выудила что-нибудь? Хватит на доклад нашей… кхм-кхм Гретенде и её кхм-м-м-м самому разобычному секретарю? Интересно, что они там поделывают — а я так понимаю, тут прямо вот есть, на что посмотреть. Хотя сидр пакостный, да. Мало алкоголя, много корицы. Так мы возвращаемся к нашим, да?
Может, в оперативной работе дочка Пухлика и не настолько уж бесполезна…
Но — мантикора меня жри — я бы всё-таки предпочла Мясника.
Глава 2
ЯНИСТ ОЛКЕСТ
— О чём ты думаешь, Янист?
— О ненависти.
Наверное, нужно было ей соврать. Моей невыносимой, которая бредёт рядом со мной по улицам такого милого, уютного, старинного городка.
В таком хорошо жить — в тепле и покое, с кучей детей.
Может, потому она смотрится здесь такой чужеродной. В скромном зелёном платье кузины-приживалки, без привычного кнута (упрятан в сумочку) — Гриз словно бы блекнет, и скорби прошлых ночей сильнее проступают в ней. Искалеченные звери. Смерть варга. Весна.
Я со своим глупым ответом.
— Что он тебе наговорил утром? Рихард.
— Я не…
— Ты в «поплавке» только что дыру в нём глазами не просверлил, и потом у ворот чуть ему затылок не проплавил. Ну?
Молчу и ненавижу Рихарда Нэйша. Предупредительного, въедливо-любезного, понимающего до желчи, до чёрной волны внутри.
Проклятый «клык» словно охотится на меня. Окружает участливыми вопросиками. Удушает в силках учтивости. Пытает обходительностью, потрошит тактом.
И пусть бы. Пусть бы — если бы он охотился
— Он ведь расстроил тебя с утра сегодня?
Потому что я слышал это — сперва Гриз, которая пытается унять безумствующего Сквора, — тот всё последнее время увивается вокруг самочки Сильфы. Временами горевестник употребляет пошлости, которых нахватался то ли от Фрезы, то ли от Кани. Потом вслед за очередным сладострастным призывным воплем прошелестел смешок внизу (я его почти не услышал — почуял хребтом). Потом Нэйш сказал что-то, донеслась тихая, резкая отповедь Гриз — и хлопнула дверь.