— Что между вами всё-таки? Ты взяла его в питомник не потому, что он устранитель. И не потому, что он не придерживается Кодексов Телесной Нечистоты. Даже не потому, что он всегда приводит всех живыми с выездов. Это так?
Моя невыносимая молчит, и я уже знаю эту особую упрямую гримаску — там, внутри неё, сейчас воздвигаются стены, встают башни… и упрятывают за собой тайну.
— И всё… всё, что между вами было — тоже не просто так. Что это за…
Эта связь между ними — осязаемая и прочная, и я чувствую её. Связь, основанная на тайне, а может ещё на чём-то — могучем и невнятном, неощутимом, и я не могу не ощущать… особенно когда вижу их рядом.
Я знаю, что он ей нужен зачем-то, что дорог почему-то, но почему и что между ними… или это лишь плод моей фантазии?
— Поединок воли, — говорит Гриз, когда я уже совсем было уверился, что она будет молчать. — Испытание, к которому я не была готова. Последствия иллюзий. Я скажу тебе, Янист, однажды — и это скажу тоже, только…
Только не сейчас. Не место, не время. И я рядом с ней слишком недолго — что я… глупый возлюбленный, который пытается что-то ей доказать. Которому — рано знать о том, кто нас сюда отправил, рано знать о Нэйше и о таинственном господине Эвклинге, рано впускать в крепость…
Шторм клокочет во мне. Взлетает до небес, швыряется клочьями пенами. Шторм хочет поглотить меня всего — и не утихает. Но я пытаюсь лавировать в нём.
— Расскажи мне… об этом дне. О Торжестве Человечности.
Голос мой, должно быть, звучит слишком громко и хрипло, но Гриз начинает рассказывать. Щурясь из-под шляпки на увитые зеленью палисаднички, увешанные флажками балкончики, кованые фонари…
— У прогрессистов, даже когда они так себя не называли, всегда существовало что-то подобное. Такие явления расцветали после войн с бестиями — наподобие Таранного Шествия или Воздушных Войн. Но обычно это было нечто вроде Псового Побоища. Бестии в клетках и на аренах. А люди убивают их напоказ.
Псовое Побоище вновь отправляет меня мыслями к Нэйшу — именно оттуда когда-то Гриз явилась вместе с устранителем…
— С дрессировщиками же всё вышло иначе. Дрессировать бестий пытались всегда, и цирки, представления… это всё насчитывает века. Но сам День Кнута был основан около пятидесяти лет назад. В противовес Варгендорру.
«Скоро Варгендорр» — вот всё, что я слышал от неё по этому поводу. И ещё что-то о великом варге Патрице Арнау — том самом, что умер за тридцать два года назад, за шесть лет до Энкера. Кто не пожелал, подобно великим варгам древности, продлить себе жизнь при помощи переселения в тело животное. И почил со словами «Ухожу человеком» на устах.
— Патриц Арнау отстаивал идею о том, что варги должны «идти к людям». Не оседать в общинах, не отгораживаться. Жить среди людей и нести им просвещение по поводу животных. Под старость Арнау выкупил небольшую долину Эргендорр рядом со своими владениями. Но главное — недалеко от вира. Там была выстроены площадка, помещения для животных, потом появилась и сопутствующая деревня — в общем, всё для большой встречи варгов и людей. Нечто вроде ярмарки просвещения, если хочешь. Пока он был жив –старался приглашать туда варгов и учёных, терраантов, благотворителей… Словом, как настоящий варг, — он пытался примирить всех. Навести мосты.
Она рассказывает и рассказывает о старом варге, который при помощи своей семьи каждый год собирал возле поместья всё больше своих сородичей, и людей, и терраантов. О празднике единения, которым ненадолго стал Варгендорр. О том, как варги делились друг с другом мастерством и опытом, обменивались с учёными наблюдениями за животными, о красочных танцах фениксов, о том, как звери с гордостью демонстрировали то, что им нравится — чему успели научиться от людей…
Моя невыносимая рассказывает — а маленький, уютный городок вокруг нас смыкается и давит, давит. И теперь я понимаю — почему Гриз отпустила вперед остальных, зачем эта наша с ней утренняя прогулка по Зеермаху.
Вслушаться в гнездо прогрессистов. Ощутить кожей — чужеродность, опасность… и взгляды.
— Прогрессисты были возмущены таким «братанием с низшими тварями». Гильдия Дрессировщиков — сейчас она утратила влияние, а тогда существовала и была в силе — придумала, чем ответить. Так появился День Торжества Человека. День Кнута. Говорят, у них даже был свой девиз, представляешь. «Никаких уступок»… показательно, верно?
Окна приютов глядят, прищурившись. Больницы прикрыли глаза тяжкими веками ставень. Из-за кружевных ресниц-занавесок милых домиков — лютый, недобрый взгляд. «Никаких уступок», — вот о чем шепчут эти стены.
Запахи ванили и ладана, роз и ловушки.
— А Варгендорр…
— После смерти Патрица Арнау пошёл на спад. Его потомки пытались продлить традицию, но даже многие варги считали, что Арнау избрал неверный курс. Потом туда хлынули торговцы, пришло много лишних людей, встречи начали проводиться сперва раз в три года, потом раз в пять лет… Потом — раз в семь.
— Ты как-то говорила — он скоро состоится.