Путешествие

  Они шли довольно быстро по узкой, крутой улочке. Генрик шагал широко, Зита старалась идти с ним в ногу, но время от времени ей приходилось несколько шагов пробегать. Тогда Генрик поворачивал голову и поднимал брови, как будто спрашивал, не слишком ли быстро он идет, а она, по-видимому, очень довольная всем, наклоняла голову и смеялась. Улочка была пустынная, время от времени кто-нибудь высовывался из окна и орал. Иногда они замечали мужчину или женщину, неподвижно стоящих у стены.

  — А Шаляй,— рассказывала Зита прерывистым от ходьбы голосом,— Шаляй никогда не приглашал меня ужинать. Он говорил, что минутами покоя и счастья обязан мне, но никогда не приглашал ужинать. Он приносил всякие лакомства и заставлял готовить для него, нажрется как свинья, а обо мне и не подумает. Он никогда не приглашал меня поужинать. А сам страшно любит есть. Прямо-таки дрожит при виде еды, даже начал жиреть. Там, в своем избранном обществе, он стыдится жрать без удержу и элегантно клюет с тарелочек вилкой, а у меня хватает колбасу, наворачивает и смеется. У меня можно все себе позволить, все, что запрещается в изысканном высшем обществе. Можно сбросить пиджак и ходить в подтяжках.

  Генрик остановился, снял ее руку со своего плеча и посмотрел сердито, почти враждебно. Зита взглянула на него вопросительно, немного встревоженная. В порту завыла сирена, и вой ее неожиданно громко прокатился в чистом воздухе.

  — Не могли бы вы перестать говорить об этом Шаляе? —спросил Генрик с раздражением.— С меня довольно этого Шаляя, я хочу забыть о нем.

  — С большим удовольствием!—ответила   Зита. —  Очень он мне нужен! Я только хотела сказать, что он никогда не пойдет со мной ужинать, потому что боится, как бы его не увидели, боится скандала. Он только и думает о своей репутации, дрожит за нее. Забудьте об этом Шаляе, да, да, забудьте, это я как-то с вами разговорилась, а ведь я ему обещала никогда никому не говорить, что он ко мне ходит. Но как-то так получилось, это ваша вина, вы сами начали о  нем, потому что хотели выдать себя за него.

  — Выдать себя за него! — воскликнул Генрик, почти истерически и топнул ногой.— Выдать себя за него! Откуда вы это взяли? Я хотел выдать себя за него! Я предпочел бы тут же, сейчас же превратиться в обезьяну. Вы все время говорите о нем, вам кажется, что каждый им восхищается так же, как вы, и вам кажется, что все только и мечтают о том, как бы оказаться в его шкуре, а я...

  — Да нет же...— сказала Зита, удивленная и встревоженная.

  — Да, да, ничего мне больше не говорите, вы просто в него влюблены.

  Зита сжалась, отступила на шаг, уперла руки в бока и неприятно засмеялась.

  — Влюблена! — сказала она хрипловатым голосом.— Оставьте эти шутки.

  Она приблизилась к Генрику, поднялась на носки и сказала прямо ему в лицо:

— Я любила только один раз в жизни, и пусть она провалится в тартарары, эта любовь. Я любила один раз в жизни, и вот во что превратила меня эта любовь...

  Генрик сделал неопределенный жест, хотел что-то сказать, но она закрыла ему рот ладонью.

  — Тише, тише. Я знаю, что вы скажете. А может быть, и не скажете, потому что вы вежливый человек, но вы думаете, что каждая из нас так говорит, это ведь хорошо всем известно. Что у каждой из нас имеется история о несчастной любви, которая толкнула нас на распутство, о злом, испорченном парне, который заманил и бросил. Да, у каждой из нас есть своя история, но дело-то в том, что каждая такая история действительно была!

  Зита отняла ладонь от его губ и отступила назад. Минуту до этого она была похожа на кошку, испугавшуюся собаки. Теперь она выпрямилась и успокоилась, она стояла, задумавшись, простая, естественная, с чуть наклоненной головой, теребя пальцами платье.

  — Вы хотите услышать мою историю — пожалуйста. Она очень короткая и обычная.

  В голосе ее исчезла хрипотца. Она говорила мягко и нежно.

  — Я ему нравилась, а мне казалось, что я встретила именно того, которого ждала с той минуты, когда начала чувствовать и понимать. Потом, ничего мне не сказав, он женился на другой, богатой. А мне все стало безразлично. Вот и все. Теперь он уважаемый и порядочный отец семейства и раз в неделю ищет успокоения у такой, как я. Мне кажется, что так он возвращается ко мне. Сейчас мне на него уже наплевать и на все, что было, наплевать, но я испытываю удовлетворение, когда думаю об этом.

  — Простите,— сказал Генрик,— я вовсе не хотел вас обидеть и не понимаю, как это могло случиться. Право, мне очень неприятно.

  — Нет, мой дорогой, вы нисколечко меня не обидели. Мне действительно на все наплевать.

  — Давайте оставим в покое этих Шаляев и прочих чертей, давайте веселиться и смеяться.

  Он схватил ее за руку и быстро потащил за собой. Зита с трудом поспевала за ним, подпрыгивала, громко смеялась, иногда взвизгивала, боясь, что вот-вот упадет, но тут же ловко восстанавливала равновесие.

  Они остановились только на виа Рома, запыхавшиеся и улыбающиеся. Она забавно, как-то по-детски терла нос. У нее порозовели щеки. Она напоминала маленькую девочку, которая только что со своими подружками бегала наперегонки по парку.