Путешествие

  — Я так ужасно соскучилась по тебе,— говорила она между поцелуями.— Я думала, что не переживу одиночества, и проклинала эту глупую затею с переодеванием.

  «Возможно ли,—думал Генрик,—-чтобы нам когда-нибудь пришлось расстаться?»

  Они шли по туннелю из роз в ту сторону, откуда пришли, но потом свернули направо и немного вверх, удаляясь от моря. Патриция взяла Генрика под руку. Она шла прямая, сияющая, чуть покачиваясь, точно в каком-то легком танце.

  — Ты   права, — сказал   Генрик. — Можно вот так молчать, и это все равно, что говорить друг с другом.

  — Правда? — Патриция прижалась к нему.— Но я все-таки хочу слышать твой голос. Скажи, куда это мы идем? Где ты живешь?

  — В отеле «Беллиссима».

  — На Марина Гранде? Что за идея?

  — Так мне посоветовали. Но мне там нравится.

  — Тогда, наверно, и мне понравится.

  — Хочешь туда пойти?

  — Еще бы! Ведь я должна увидеть, как ты живешь.

    —А знаешь что? Давай поужинаем в «Беллиссиме», Хозяин очень хвалил свою кухню и был несколько разочарован, что я не собираюсь отдать ей должное.

  —Отлично, великолепно.

  Они шли кривыми улочками мимо вилл в сторону рынка. Когда они проходили мимо белого домика с большой верандой, раздался крик и к калитке, размахивая руками, подбежал пожилой господин.

  — Шаляй, дорогой, любимый друг! — кричал он на бегу.— Все-таки вы пришли! Я знал, что я в вас не ошибся!

  — Мы попались,— шепнул Генрик Патриции.

  — Кто это?

  — Здешний врач. Очень милый человек, но на что он нам?

  Синьор Памфилони выскочил из калитки, упал  в объятия Генрика, оттолкнув Патрицию, и только спустя минуту заметил ее.

  — Ах, прошу прощения. Покорнейше прошу извинить меня за такое невнимание. Увы, у синьора Шаляя обо мне ужасное мнение — как о человеке грубом и невоспитанном.

  Патриция снова взяла Генрика под руку: наклонив голову к его плечу, она улыбалась синьору Памфилони.

  — Хотя вы и разлучили нас так стремительно, но на приятеля Генрика сердиться я не могу.

  — На приятеля Генрика сердиться я не могу! — с восторгом повторял синьор Памфилони и от радости хлопнул себя по колену.— Вы не только самая красивая, но и самая очаровательная женщина, какую я встречал в своей жизни. А вы вдвоем,— воскликнул он с жаром,— составляете самую прекрасную пару в мире! И не откажете мне в том, чтобы зайти ко мне что-нибудь выпить и закусить.

  Генрик сделал нерешительный жест. Патриция взяла его руку и погладила.

  — Вы знаете, мы к вам зайдем, но немного позже. Потому что мы встречаемся очень редко, намного, намного реже, чем хотели бы. Нам нужно поговорить, я думаю, вы не обидитесь.

  — Искренность! Откровенность! — воскликнул синьор Памфилони. — Вот черты настоящей дружбы! Приношу вам за это самую горячую благодарность, мои дорогие. На столе будет стоять хорошая закуска и вино не из худших. В какое бы время вы ни надумали навестить меня, я вас жду.

  — До свиданья, дорогой друг,— сказал Генрик. —Мы обязательно придем.

  Они ушли, а синьор Памфилони долго еще махал им вслед рукой и посылал восторженные восклицания.

  До Марина Гранде шли пешком.

  — В автобусе мы были бы не одни,— сказала Патриция.

  Они шли, прижавшись друг к другу, вдоль сада, в котором росли лимоны. Начинало смеркаться, и далекий Везувий вырисовывался отчетливым стальным силуэтом, выглядевшим грозно.

  Синьор Чапполонго был очень доволен. Он проводил их в столовую — это была веранда на втором этаже под террасой, на которую выходила комната Генрика,—и с помощью угроз и ругательств вызвал кельнеров, чтобы они как можно лучше обслужили гостей.

  Еда была в самом деле вкусная. Клецки с мясом, курица по-римски, сыр. Им подали также граппу и прекрасное каприйское вино. Генрик ел с аппетитом и не сразу заметил, что Патриция почти совсем не ест. Она водила вилкой по тарелке и казалась встревоженной. За большими окнами веранды стемнело. Моря уже не было, была только темная пропасть, но понемногу на невидимом в темноте горизонте начали зажигаться огни Неаполя.

  — Ты почему не ешь, Патриция? — спросил Генрик.— Тебе не нравится?

  — Я ем. Не обращай на меня внимания.

  Внезапно Патриция повернулась к окну. Плечи ее вздрагивали. Генрик взял ее за подбородок и, несмотря на легкое сопротивление, повернул ее лицо к себе. Глаза ее были сухи, но в лице была такая печаль, что у Генрика сжалось сердце.

  — Что с тобой? — спросил он нежно.— Что с тобой?

  — Мне холодно,— сказала Патриция. Она дрожала. Она закуталась в шаль, съежилась и смотрела на Генрика с улыбкой, но эта улыбка была так печальна, что у Генрика еще мучительнее сжалось сердце.

  — Все кончается, — сказала   Патриция, — Все кончается. Как жаль.

    —Нет, Патриция, нет. Все только начинается. Мы никогда не расстанемся.

  — Скажи, скажи это еще раз.

  — Мы никогда не расстанемся.

  Вдруг Патриция встала. Взяла Генрика за руку. Ее рука была холодна.

  —Идем,— сказала она.— Идем к тебе.

  — Патриция, ты действительно хочешь пойти ко мне?

  — Я буду у тебя ночевать.

  Они стояли на террасе, прижавшись друг к другу. Взошедшая луна бросила на море дрожащую светлую дорожку. Патриция положила голову Генрика к себе на грудь.