Путешествие Феди Карасика

Побежали мы, пока автоматы молчали. И уж до половины поля добежали. Радовался я. Ну, думаю, ушли фрицы, если не стреляют. А они, видно, подпускали поближе. Поле ровное, они и начали из автоматов строчить. Попадали и те, кто уцелел, и кого очередью подкосило. А только что толку: саперной лопатой не очень-то зароешься, да под огнем. — Владимир Сергеевич замолчал, посмотрел на Федю, на Наташу и спросил: — Может, потом дорасскажу, после завтрака?..

Наташа протестующе замахала руками. Оттянулась на дверь и — в окно. Выкинула ноги из окна и сама на палубу.

— Рассказывайте, пожалуйста, — взмолилась она, задвигая окно решеткой жалюзи.

Солнце уже грело хорошо, даже в тень хотелось от него спрятаться. Владимир Сергеевич сел в камышовое кресло под окном каюты и продолжал:

— Был у нас во взводе один солдат, не то Малеев, не то Матвеев, немолодой уже. Перед тем, как в атаку идти, рассказывал, что работал где-то здесь на ремонтном заводе. И показывал даже, где их цех стоял… Когда хлестнули оттуда автоматы, залегли мы, а Вася Гомонов и говорит тому солдату: «Ты перекатись, вон правее тебя лощинка, помаленьку пробирайся к той стене, может, не заметят одного-то. А там и нам поможешь — тебе же тут каждый угол родной». Не больно с охотой, но приказ, есть приказ, скатился в лощинку солдат и пополз. Уж так медленно полз, что и нам не заметно движений — не то что фашистам. А лупят из автоматов: то одного достанут, то другого. Видим, солдат наш уже под защитой стены и за угол юркнул. Ну сейчас поднимемся. Но пять минут, десять проходит — не дает он никаких знаков о себе. Или струсил, или убили там его. Делать нечего, надо подниматься в атаку, а то ведь постреляют всех. Передал Вася Гомонов по цепи: «Приготовиться в атаку». Лежим — голову поднять нельзя. Трудно от земли отрываться. Но видим: вскочил наш комиссар, «вперед!» кричит. Поднялись и мы, побежали под огнем, как под дождем. Кто успел добежать, кто нет. Многие не успели. Но автоматчиков вышибли… Это уже без меня автоматчиков-то вышибали… и без Васи Гомонова.

— Погиб он? — тихо спросил Карасик.

Владимир Сергеевич не ответил, а заговорил вроде о другом:

— Нужно быть человеком высокого долга, чтобы в смертельно опасную минуту встать и повести за собой людей. Если в человеке живет крепко чувство этого долга — он и страх в себе переборет, и на смерть пойдет.

— А Малеев как же? — не очень слушал Федя рассуждения о долге.

— Малеев-то? — поднялся с кресла Владимир Сергеевич. — Малеев, оказалось потом, не ранен был — просто струсил и отсиделся в каменных стенах. Уже потом узнал я, а тогда в госпиталь попал, да так и не встретил предателя.

— Малеевы — это наша фамилия, а у того солдата фамилия Матвеев. Вы сами говорили, — поправила Наташа.

— Ну какая разница! — сердито сказал Федя.

— Нет, разница! — обиженно возразила Наташа. — Ведь это же понятно: комиссар и другие солдаты погибли из-за Матвеева.

— Ну хватит, молодые люди, спорить, пошли, как говорится, по домам. — Владимир Сергеевич, легонько подталкивая Карасика, повел его вниз. — До скорой встречи, девочка, после завтрака.

Глава девятая Разноцветные стеклышки, и что можно через них увидеть!

Федя и Ольга стояли на корме и пытались поймать в рот мелкие дождинки, падавшие с неба, затянутого тучами.

— Смотри, смотри, Федя!.. Какая красная вода! — вдруг закричала Ольга.

— Сама ты красная! — удивился Карасик. Он не сразу увидел, что Ольга что-то поднесла к глазам и через это что-то рассматривала воду. — Чего там у тебя?..

— Вот, — девочка протянула Феде стеклышко.

— А! — понял Карасик, вспомнив тут же, что у его сестренки тоже есть разноцветные стекляшки, через которые как-то и Федя смотрел на все вокруг. И хотя он тогда притворился, что ничего особенного в этих обыкновенных стеклах нет, сам с любопытством разглядывал небо, дом, дерево под окном, сначала через красное стеклышко, потом через зеленое, через синее, через сиреневое… Все вокруг становилось, как в волшебной сказке или как в книжке с яркими разноцветными картинками. И даже лучше, таинственней. Деревья, если Федя смотрел в красное стекло, вдруг словно расцветали каждым кустиком, листочком, были красными, и синее небо розовело, как утром, перед тем, когда восходит на востоке солнце, и серые доски старых ворот будто обновлялись, превращались в красивые сказочные ворота теремка мышки-норушки.

— А у тебя еще какие есть? — любуясь небом, сразу ставшим солнечным, спросил Федя.

Ольга выгребла из кармашка горсть стекляшек и протянула Карасику. В ладони у нее переливалась разными цветами добрая дюжина стекол, каждое из которых было окошком в новый сказочный мир.

Федя прикладывал стеклышки то к одному, то к другому глазу, Ольга — тоже, и оба смеялись!

— Посмотри, какая ты вся голубая! — восхищался Карасик. — То у тебя были голубыми цветы на платье, а сейчас ты вся голубая: и платье, и волосы, и руки…