Путешествие Феди Карасика

Но откуда же раздался гудок — с той стороны или с этой? Вроде бы с этой. Федя припустился, что было сил. Нет, не туда бежал, не в ту сторону!.. Перед Карасиком развернулась широкая площадь, в нее впадали, как в озеро реки, улицы. Обрадовался, увидев тот самый парк, через который шел с пристани. Но в какой стороне парка — Волга? Федя с тоской оглядывается по сторонам, соображая. «Если здесь, с этой стороны парка, город, — сосредоточенно думает он, — значит, в противоположном его конце — Волга, ведь в парк я попал сразу с набережной. Для верности неплохо бы спросить вот у этого дяди в шляпе с тросточкой». Но Федя молча пропустил гражданина в шляпе мимо себя. Чего тут страшного, взял бы да спросил, так нет — стесняется. Ведь знает же поговорку: «Язык до Киева доведет», а не пользуется языком. Увидел бы сейчас отец — засмеял за такое поведение.

Ему, Феде, до Киева не надо, ему бы до пристани и чтобы пароход не отошел…

Федя бежал по аллеям, и ему казалось, что парку не будет конца. Бежал, и ему вспоминались слова мамы: «Смотри, Федя, на пристанях не выходи, не дай бог — отстанешь от парохода».

Ясно, так и случилось. Вот тебе и приключение…

Парк кончился. По булыжной улице Федя понесся вниз к Волге, к причалу.

Он смотрел на причал и не верил своим глазам, парохода не было.

Говорила же мама, предупреждала… Эх, раззява!.. Что же теперь делать?.. Тут бы Феде что-то предпринять, а он и не знает — что. Пароход-то не вернешь… Уплыли без него на верхней полке портфель с бумагами, с трусами и майкой, кружка с кипятком.

Федя сел на скамью возле камеры хранения багажа, уперся локтями в колени, голову — на ладони и загоревал. Съездил к бабушке в гости! Попутешествовал! Возвращаться домой?.. А как?.. Кто его посадит на пароход без билета?.. Придется идти пешком. А что? Пойдет по берегу Волги, и — прямо до Крутоярска. А там как-нибудь на трамвайчике переберется. В крайнем случае, если не удастся без билета, можно и переплыть Волгу… Тут локоть Фединой правой руки соскочил с ноги, о которую опирался, и Федя нащупал на ноге под штанами твердый квадратик. Деньги!.. «Как же это я забыл про пять рублей!? — ликовал Федя. — В трусах-то у меня пять рублей зашиты!»

Это открытие приободрило Федю, но ненадолго. Ведь главная беда в том, что теперь надо возвращаться домой. Что скажет отец?.. Скажет: «Эх ты, лапша недоваренная. А я на тебя надеялся…». И Федя снова пригорюнился. Откуда-то приплыло: «Корабль Одиссея терпел крушение. Одиссей остался один… И тут он…» Но игра в Одиссея почему-то не получалась. Видно, теперь Феде было не до Одиссея.

Федя представил, как на палубе первого класса, облокотившись на перила, стоит длинноногая девчонка с голубыми бантиками в коротких косичках, как она пытается заглянуть вниз, туда, где, как она думает, едет Федя. Она и не предполагает, что Федя сидит сейчас на пристани и не знает, что же теперь ему делать… И все из-за нее… «А мы идем в город», — мысленно передразнил Федя девчонку. Если бы не она, Федя и не пошел бы к трапу и тогда бы его не вытолкнула толпа пассажиров на пристань и он не пошел на берег. В общем, «если бы да кабы».

— Эй, малец! — вдруг услышал Федя над собой. — Когда наш корабль прибудет?.. Посмотри-ка на свои золотые…

Перед Федей стоял Родион, брат Ольги. Федя даже обрадовался. Он встал со скамьи, но ответить на вопрос не мог, а потому только пожал плечами.

— А ты, парень, однако, разговорчивый, — продолжал Родион.

Он был благодушно настроен, этот цыган.

В руках у него полная охапка пакетов и пакетиков, которые он, наверное, накупил в магазинах. Из-под фуражки — черный чуб, веселые черные глаза…

— На-ка, подержи вот эту штуку, — позвал он Федю, показывая подбородком на пакет, который так и норовил выскочить из рук.

Федя принял пакет, взял другой. Родион сложил в руки Феди все кульки и спросил у проходившего матроса:

— Слушай, матрос, «Чайковский» скоро с грузового причала придет?

— Уже пришел, — ответил матрос. — Только вы здесь его не дождетесь. Он со второго причала отходит.

Федино сердце радостно забилось. Оказывается, «Чайковский» никуда не ушел, просто он был на погрузке и теперь стоит на каком-то втором причале! Ура! Федя ликовал.

Но Федя был мужчиной. Если он и ликовал, то окружающие не видели этого. Настоящий мужчина не должен показывать свои чувства.

— Ну вот, — весело сказал Родион, — а ты, значит, сидишь — ждешь у моря погоды?.. Потопали на второй причал, а то будешь тут загорать весь день.

— Вот он, второй причал! — сообщил Федя, увидев у одной из пристаней знакомый осадистый корпус парохода. Сейчас он для Феди был самым родным домом.

Родион, насвистывая, шел впереди, а Карасик следом за ним нес его кульки и пакеты, боясь их растерять.

На пристани Карасик поотстал от цыгана.

Родион уже пробежал трап, спущенный на палубу парохода, и свернул в длинный боковой коридор, когда Федя только ступил на перекладины трапа. Но дальше идти ему не пришлось. Он почему-то, помимо своей воли, попятился назад. Тяжелая рука, крепко ухватив его за плечо, возвратила Федю на пристань.