— Ты куда направился! — не спрашивая, а скорее осуждая, пророкотал усатый, как Тарас Бульба, матрос. Он стоял у трапа на контроле. Увидев растерянное лицо Феди, снизошел до вопроса: — Может, ты скажешь, что ты не заяц?.. Тогда предъяви билет.
Федя обрадованно засуетился. Пакеты, порученные ему Родионом, мешали. Он засунул пальцы в карман. Однако там, где должен был находиться билет, его не оказалось. Значит, он переложил его в другой карман. Но и в другом билета не было. Федя чувствовал, как лицо его медленно краснеет под насмешливым взглядом усатого матроса.
— Потерял? — иронически, с издевкой спросил усатый. — У мамки билет?.. В чемодане?.. — Вдруг голос матроса потвердел, сделался суровым: — Иди отсюда, малец, подобру-поздорову.
Да как же так: на его собственный, Федин пароход, и не пускают?! Куда же запропастился билет?.. Потерял. Наверное, потерял. Феде стало так тоскливо, что захотелось зареветь. Подбородок его как-то сам по себе задрожал от обиды. Но он же мужчина, и, сцепив зубы, Федя переборол минутную слабость.
— Да я из Крутоярска еду, дяденька…
И хотя на фразу эту было потрачено немало усилий, прозвучала она довольно жалобно, совсем нетребовательно, как этого хотел бы Федя. Но иначе, наверное, за него не вступились бы пассажиры- первоклассники, наблюдавшие сверху сцену Фединого позора.
— Пустите мальчика, видно, он на самом деле не обманывает.
Это сказала тетенька в очках, с седыми волосами.
— Безобразие, я наказывал бы родителей, которые не следят за своими детьми!
Это сказал пузатый гражданин в соломенной шляпе.
Вот еще окажется среди них та девчонка с бантиками — тогда совсем — лучше сквозь землю провалиться!
— Мальчик, а где твои родители? — спросил толстый в соломенной шляпе.
— Я один еду, — еле слышно сообщил Карасик.
Толстый понимающе усмехнулся седой женщине в очках и продолжал допрос:
— И куда же ты едешь?
— К бабушке, — совсем по-шупому, будто ему пять лет, а не все двенадцать, брякнул Федин язык.
— Как же тебя родители отпустили?
Федя не знал, как же его отпустили родители, и поэтому пожал в недоумении плечами.
— Все-таки, куда же ты едешь к бабушке? — не унимался толстый.
— В Горький, — выдавил Федя.
В этот момент Карасик и услышал знакомый голос:
— Эй, парень, где ты запропал?
Родион, моментально оценив обстановку, властно скомандовал Феде, взяв его за руку:
— А ну, за мной!.. Там мать ждет-волнуется, а он…
Матрос у трапа почему-то беспрекословно уступил им дорогу.
— Ты без билета не рыпайся на берег, — шагая позади Феди, весело выговаривал ему цыган. — Зайцем едешь?
— Никаким не зайцем, билет я потерял…
— Рассказывай! — хлопнул его по плечу Родион. — Неси все это за мной.
Парень свернул к Фединой полке. Положив руки на живот, как после сытного обеда, внизу лежал рыжебородый Циклоп.
«Если бы знал, что ему, ни за что бы не понес, — свалил Карасик кульки на полку Полифему. — Нашел раба!»
Полифем сложил покупки в сумку. Молча вынул из кармана рублевую бумажку:
— На, — сунул он ее Родиону и коротко бросил: — Иди.
Родион повернулся и пошел. Карасик видел, как обиженно и зло скривил он губы, когда шел между полками.
«Отец еще называется!» — посочувствовал про себя Родиону Федя. Теперь Федю тревожила одна-единственная мысль — билеты. Он порылся на всякий случай в портфельчике, еще раз проверил карманы — билета не было. С этой минуты он понял, что превратился из Одиссея в самого обыкновенного безбилетника, «зайца». Федя даже почувствовал, как сердце его тоже превратилось в заячье и сразу ушло в пятки от одной мысли о контролере, которому вдруг захочется проверить билеты у пассажиров… Что-то его ждет завтра…
Глава одиннадцатая
О том, как «заяц» снова стал Одиссеем
Завтра наступило, как только Федя открыл глаза. После вчерашних треволнений выспался он хорошо. На уровне его полки двигалась взад-вперед черная беретка, изредка слышалось:
— Ноги!.. Вещи, тетка, убери…
Это дежурный матрос мыл шваброй полы. Слышались мокрые шлепки с размаху, шум передвигаемых чемоданов… Дома Федя иногда мыл полы, помогая маме, делал это с удовольствием, хотя тряпкой мыть полы неудобно. Надо ползать по полу на коленях или постоянно быть согнутым пополам. Особенно трудно мыть пол под столом или под кроватью. И чего дома не придумают мыть полы шваброй? Это же очень просто: привязал к палке тряпку и мой себе на здоровье! К тому же сразу таким образом мытье полов превращается из девчоночьего дела в чисто мужское.
«Вот бы попробовать», — подумал Федя, слезая со своей полки вниз. Он так следил за работой матроса, что тот даже на него тянул раза два. А потом остановился и сказал, обращаясь к Феде:
— На-ка, подержи швабру, я на минуту в камбуз схожу.
«Словно в сказке, — удивился Карасик. — Только подумал и — пожалуйста!» Он взял швабру из рук матроса и попробовал ею двинуть по полу. У матроса это получалось легко и даже как-то лихо. А Федя весь натужился, чтобы сдвинуть с места мокрый, насыщенный водой хвост швабры. И палка была великовата для Карасика.