Путешествие идиота

– Я понимаю, вы не имеете права разглашать служебную информацию. Но все же – намекните хоть издали, – что там стряслось? Поговаривают о серьезном инциденте с каким-то Демократическим Союзом. Рынок сошел с ума, индексы скачут. У меня есть некоторые активы на Джорджии, и мне хотелось бы получить информацию, так сказать, из первоисточника.

А я смотрел на него и никак в толк взять не мог, о чем он у меня спрашивает. И голос внутри меня все порывался что-то ответить, но я ему не разрешил. Я теперь иногда могу им управлять. Мне вовсе не хочется, чтобы он ляпнул чего–нибудь вслух, а на меня бы потом смотрели все вокруг как на недоумка. Потому что у меня должно быть «достоинство». Так Мишель мне говорила. И я это твердо запомнил. И когда молчать дальше стало невежливо, я Готлибу сказал:

– Я был пилотом, и мой самолет сбили.

Готлиб ненадолго задумался, а потом улыбнулся и сказал:

– Кажется, я вас понял. Ваш самолет, современную модель, уничтожили. Не каждой армии по зубам современные птички. Благодарю за намек, капитан.

И руку мне потряс, так что мой пенал чуть из подмышки не вывалился. И Готлиб на него удивленно посмотрел, но спросить, видимо, постеснялся. А я просто подарок под другую подмышку засунул. А Мишель сказала:

– Юджин был ранен на той войне. – И посмотрела на Готлиба так, что он все понял. И мне тогда совсем расхотелось за ними ходить. И я решил, что пойду к себе в каюту и буду смотреть визор. И если получится, слушать музыку.

– Что вы слушаете? – поинтересовался Готлиб.

А я ему ответил, что люблю Дженис Джоплин. И вообще, старую музыку. Фанк и некоторые его течения. Мне голос все это рассказал, когда я у него спрашивал. И Готлиб посмотрел на меня с новым интересом, потом перевел взгляд на Мишель. А та плечами пожала. И они мне улыбнулись вежливо и пошли себе своей дорогой. А я остался в каюте. Потому что понял – Мишель с этим Готлибом интереснее. Я ее понимаю – Готлиб банкир и умеет о финансовом климате умные слова говорить, и вообще – он умный и респектабельный, а я простой, как лист салата, и двух слов сказать не могу, чтобы глупость не сморозить.

Только вот от этого мне все равно легче не стало. Потому как я к Мишель уже привык. Мне ведь с ней очень хорошо было. Так хорошо, как ни с кем другим. И еще она меня целовала, хоть и редко. Словами не передать, каково это, когда тебя такая женщина, как Мишель, целует. Но вот теперь Готлиб ее «пара». И мне придется с этим смириться. Я и смирился.

Я хоть и выгляжу глупцом, но кое-что понимаю не хуже других.

Глава 20. Как привлечь женщину, или загадочность – залог успеха

Я перестал выходить из своей каюты. Лежал себе в постели и слушал музыку. Мне даже обед приносили прямо сюда. И Влад, мой стюард, интересовался, не заболел ли я, и не желаю ли развлечься. И что в их традициях не давать пассажирам скучать. Тем, кто не ниже второго класса, конечно. А я ответил, что мне просто хочется побыть одному. И что я плевать хотел на их традиции. И он от меня отстал. Только еду приносил, да забирал пустые тарелки. А я ему говорил «спасибо». Потому что так вежливые люди друг другу говорят. И он от этого всякий раз смущался и называл меня меня «сэром».

Я разыскал в фонотеке несколько «альбомов» Дженис. Так назывались большие круглые штуки, на которых записывались песни в ее время. И теперь я слушаю ее голос с утра до вечера. Смотрю в потолок и слушаю. Иногда смотрю на движущиеся картинки, которые называются «кинозапись». Изображение совсем-совсем плохое, даже не объемное. Но визор все же кое-как справляется. И я смотрю, как Дженис ходит по сцене и выкрикивает слова. Она очень порывиста. От нее до сих пор исходит энергия. Иногда она делает на сцене смешные или непонятные жесты. А люди вокруг нее, те, что в темном зале, кричат и толкаются, мешая ей петь.

Я ожидал, что Дженис будет настоящей красавицей, так здорово она пела. А оказалось, что совсем наоборот. Она была невзрачная, пухленькая и большеротая. Вся какая-то нескладная. Но все равно – очень живая. Я не знаю языка, на котором она поет. Голос внутри меня сообщил, что это «английский». Некоторые слова я узнаю, они похожи на наши. А некоторые мне совсем незнакомы. Да и не все я могу разобрать – бывает, Дженис кричит или произносит слова быстро и нечетко. И голос мне переводит все, что она говорит. Потому что голосу тоже нравится, как она поет, я это чувствую. Она часто поет о любви и о свободе. Мне кажется, что она тоже искала эту самую «любовь», как и я, но отчего-то ее не нашла. Хотя и пела про нее все время. Мне так жаль ее, когда она поет какую-нибудь грустную песню, что даже комок к горлу подкатывает. Будто меня обидел кто.