Путешествие идиота

— Живой. Денек полежит в восстановителе, — отвечает медик. — Ты, кстати, тоже цел. Минутку еще полежи и топай. Подкрепляющего тебе ввел. Будет голова кружиться — присядь ненадолго, пройдет. А потом сходи на обед, и как можно больше горячего.

Я с трудом разлепляю губы:

— Спасибо, док.

Когда я, наконец, выползаю из ангара на еще нетвердых ногах, меня встречают четверо охранников. Переходной люк опускается за спиной. Еще пара человек сзади.

«Угрожающая ситуация», — сообщает Триста двадцатый.

«Будто сам не вижу», — огрызаюсь я. От четверки с шоковыми дубинками исходит затаенная угроза. Сдерживаемое нетерпение. Они ждут моего неповиновения. Они не считают меня за человека. Может быть, они и правы. Я действительно не совсем человек. Господи, да что за гадство-то? Из одного дерьма в другое и без малейшей передышки…

— Юджин Уэллс, — начинает через внешний динамик один из четверки. Вся делегация полностью готова к бою. У всех опущены лицевые пластины. — За неподчинение приказу вы отправляетесь на гауптвахту. Сроком на семь дней. Следуйте за нами.

— Гауптвахта?

— Восьмой ангар, — гнусно усмехается один из тех, что сзади. Это его последние слова. Превратившись в камень, я с разворота впечатываю его в переборку. Хлесткий щелчок шлема о металл, и обмякшее тело оседает на палубу. Второй катится с перебитым коленом. Один за одним, разлетаются в сторону те, что впереди. Третий тянет ко мне свою неуклюжую дубинку. Медленно, как во сне. Я обтекаю его руку, словно вода. Стальное колено упруго бьет в пластины бронежилета. Тягучий гул, как от удара колокола доносится из глубин темно — синей фигуры. От второго удара голова охранника безжизненно мотнулась, будто шея его вдруг превратилась в тряпку.

«Опасность с тыла!» — кричит Триста двадцатый.

Я вращаюсь вокруг своей оси, готовясь встретить противника, но тело отчего — то становится ватным. Неживая рука медленно идет вверх.

Последний охранник щелкает опустевшим игольником — он выпустил в меня весь магазин. Я тянусь к нему в последнем усилии. Касаюсь груди. И валюсь лицом в пол, ободрав щеку о швы чужого бронежилета.

«Парализующее оружие контактного действия! Нервные центры заблокированы! Реанимирую сердечную мышцу…»

Деловитый говорок постепенно стихает. Медленно меркнет серая вытертая палуба.

Наступает тьма.

Глава 50 Робинзон Восьмого ангара

Очнулся я даже не от мороза — от ощущения опасности. Избитое тело затекло от холода и неудобной позы. Я валялся на крышке от контейнера рядом с переходным люком. Звенело в ушах. Басовито так, будто вдруг очутился в здоровенном колоколе после того, как по нему хорошенько вдарили чугунным билом. Но все равно, возню и писк я услышал. Даже звон не помешал.

От попытки шевельнуться заболело под ребрами. Триста двадцатый любезно пояснил, что пока я был в отключке, меня здорово попинали ногами. С досады, не иначе. Эти, из военно — морской полиции, — мстительные твари. А писк и возня — это крысы рядом с люком дерутся за несметное по местным меркам богатство — вслед за мной сюда бросили упаковку сухого пайка. Наверное, для того, чтобы никто не сказал, что меня просто забили ногами и бросили подыхать на морозе. А так — приличия соблюдены. Одежду у меня не отняли — я в том же самом летном комбезе, в каком выбрался из скафандра. И даже еды оставили. А что ее сейчас в яростной возне делят меж собой страхолюдного вида лохматые твари — так это мои трудности, не охраны.

Вообще-то в ангаре царила кромешная тьма. Но Триста двадцатый постарался — прибавил мне остроты зрения. Как кошка я видеть не стал, но контуры близлежащих предметов различал отчетливо.

— Что бы я без тебя делал, железяка, — вслух говорю я, с трудом вставая на ноги.

Голос мой в гулкой пустоте звучит жутковато. Те из зверушек, что не смогли из — за тесноты подобраться к свалке, моментально сделали стойку и развернули носы в мою сторону. Для них я ничуть не хуже сухого пайка. Кожу на спине свело от озноба, когда я разглядел десятки тварей, шевелящих усами. А может, я просто замерзать начал. Комбез-то мой явно не для прогулок на открытом воздухе.

Внимательно глядя на приближающихся лохматых разведчиков, лихорадочно пытаюсь вспомнить устройство ангара. Все его возвышения, на которых можно отсидеться. Или герметичные помещения. Как назло, в голову ничего, кроме пусковой аппаратной не приходит. И не факт еще, что она доступна, эта аппаратная. Вполне может статься, что задраена насмерть во избежание повреждения аппаратуры. Ангар-то законсервирован.

Крысы тем временем уже карабкаются на спины друг другу, стремясь запрыгнуть на мой постамент. Удивительно, до чего скоординированно эти зверушки действуют. Будто мыслят. Все их распри на время забыты. Прямо над ними стоит восхитительно пахнущий горячий кусок мяса весом под девяносто килограммов. Все новые акробаты образуют подножие живой лестницы. Все новые смельчаки запрыгивают им на спины и терпеливо ждут своей очереди. Вот уже от сухого пайка остались только изглоданные обертки. И теперь меня осаждают по всем правилам — со всех сторон.