Путешествие идиота

И с осознанием того, что надежды больше нет, я сам превращаюсь в дикого яростного дьявола, вестника смерти, кровавый смерч, отнимающий души. И вдруг все кончается. Полчища врагов спешно ретируются перед невидимой опасностью. Что-то или кто-то, как огромная крыса размером с человека, мохнатой тенью бросается ко мне. Его неестественно длинные и прямые верхние конечности похожи на манипуляторы боевого робота. Он размахивает ими с непостижимой скоростью, насаживая на концы по паре дергающихся тел за раз.

Я выхожу навстречу новому противнику. Готовлюсь к бою. Выбираю позицию там, где на палубе меньше крови. И огромная крыса встает на задние лапы, перехватывает свои манипуляторы одной лапой, так похожей на человеческую. И говорит: «Здорово, братан. Надолго сюда?»

Боль, которую я испытываю при выходе из боевого режима, трудно описать. Я обессиленно сажусь на корточки. Трясутся руки. Триста двадцатый старается утихомирить мои нервные рецепторы. Сообщает о потере крови и значительных повреждениях кожного покрова. Как только я могу шевелить языком, тут же спрашиваю:

— Ты кто?

— Я-то? Интересный вопрос… — Существо, укутанное в длинное одеяние из крысиных шкур запускает пятерню в копну волос и яростно чешется. — Зови меня Робинзоном. В самый раз будет. Чем тут не необитаемый остров?

— Какой остров?

— Ладно, проехали. Кен я. Так и зови.

— А я Юджин. Думал, ты крыса.

— Бывает, — хихикает Робинзон. И кричит в темноту: — Эй, Пятница! Вали сюда, у нас гости!

Из темноты осторожно выступает крыса. Нет, не так. КРЫСА. Сибирская рысь сдохла бы от зависти, глядя на ее комплекцию. Или от страха. И вот этот мутант подходит ко мне спокойно, встает на задние лапы и обнюхивает. Готов поклясться — он мне в глаза посмотрел. А потом на Робинзона своего. А тот ему кивнул. Сказал: «Друг, друг». И тот меня за своего признал. Какое-то тепло от него, как от человека, пошло. Ей-ей. Даже собак, уж на что умниц, и тех я так не чувствовал. Обошел он меня кругом, этот самый Пятница, осмотрел сочувственно. Казалось, даже головой покачал. Типа: «ну и уделали же тебя, чувак». И спокойно начал рыться на месте побоища. Трупы крысиные в кучу стаскивать.

— Чего ждешь? Помогай давай. Надо успеть их выпотрошить, пока не застыли. Не пропадать же добру?

— Ты что же — ешь их?

— А чего такого — мясо и мясо. Жаль, огонька нет. Ну да я их на решетках климатизатора вялить приспособился. И мороженое оно тоже ничего.

К горлу моему немедленно подступили рвотные позывы. Спасло только то, что в полет меня, как всегда, выпустили на пустой желудок.

— Ты вот что, парень, если жить хочешь — делай что говорят. А нет — отсек большой, места всем хватит. К вечеру тебя так обглодают, хоть в музей сдавай, — голос у Кена был ровный. Глуховат, правда. Отвык он тут много разговаривать. Но я сразу понял — другого шанса у меня не будет. И еще, что снова мне повезло. Не как сыну миллионера, но тоже ничего. Уж лучше так жить, чем в крысиное дерьмо превратиться.

И стал я помогать Пятнице трупы сортировать. А Кен их шустро так потрошил. Рядом с ним сразу три кучки образовалось. Одна — шкурки снятые. Вторая — разделанные тушки, похожие на кроликов в мясной лавке. Третья — внутренности.

— Это подкормка для ловушек. Тут все в дело сгодится, — так мне Кен сказал, когда увидел, как я на кучу кишок смотрю. — Из шкур одежку тебе справим. В своей ты долго не протянешь.

— Слушай, а чего крысы-то разбежались?

Кен усмехнулся, не прерывая работу. Разделывал тушки он маленьким кусочком стекла.

— А боятся они меня. Я им сразу показал, кто в доме хозяин. Вожаков их стай выследил и убил. И новых вожаков тоже убил. И еще потом, кто не понял. У самых непонятливых выводки передушил. А те, кто остался, смекнули: со мной лучше дел не иметь. Так что я тут навроде крысиного дьявола. Как появлюсь — все разбегаются. Поначалу-то они на меня охотиться пытались. Но я их столько перебил, что потом месяц только вырезку одну ел. А сам от них на антресолях прятался, как уставал. Ну и потом, чтобы не забывали, что к чему, с десяток тварей в сутки гашу. Для профилактики.

— На антресолях?

— Я так воздуховоды зову. Насосы давно поснимали, а каналы воздушные остались. Они почти в рост человека, и трапы настенные к ним есть. Я могу забраться, а они — нет. Высоковато для них. И другой ход — в вакуум. Надежнее убежища нету. Все остальные отсеки — верная смерть. Загонят и сожрут, что твою курицу. Там и теплоизоляция — будь здоров.

— Давно ты тут?

— Под ноги смотри. Не порть продукт. Не знаю. Счет времени потерял. Тут ведь ни дня, ни ночи. Наверное, месяца три уже. А может и больше. Пятницу вот из крысеныша вырастил. Сколько они растут — поди разбери. В этом Восьмом — чисто страна чудес.

— Да уж, чудеса.

— Это Крамер, сволочь. Все власть свою показывает. Я в машинном самогон гнать приспособился. Вот он меня и накрыл. И сюда спровадил. На страх другим.

— Сурово, — посочувствовал я.

— Ну а тебя за что?

— Приказ диспетчера не выполнил. И Крамера тоже.

— Летчик, что ли?

— Вроде того.