Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 годах

Впрочем, повторяю: все сии и другие подобные им причины могли быть только второстепенными, которые большей частью отрицательно действовали в пользу рождавшейся в князе Шихматове решительности, отталкивая его от земли; существовала другая, положительная сила, привлекавшая его к небу, и эта сила заключалась в призывном гласе Господа нашего Иисуса Христа: возьми крест и иди вслед Мене – в сем гласе, который подобно грому проник в слух сердца, потряс духовный и телесный состав, объял всю внутренность и вселился неисходно в глубине души его.

Чтоб исполнить это намерение, надлежало в залог искренности монашеского обета отказаться от всех прав и преимуществ, стяжанных и своими, и предков своих заслугами, от всех громких званий и титулов, от наследственного и благоприобретенного достояния, от всякой собственности, от свободы располагать своими действиями, даже от своего имени; словом, поставить себя ниже последних, безвестных в мире граждан и в замену всех сих лишений принять крест, облобызать нищету, сочетаться невозвратно с смирением, поработить себя безусловному послушанию, и все это не на какое-нибудь срочное время, не на десять, не на двадцать лет, но на целое продолжение жизни, до самого гроба. Жертва поистине великая и необъятная. Князь Шихматов видел ясно все утраты, коим он должен был подвергнуться, все скорби, которым следовало ему, так сказать, отдать себя на руки, всю тяготу ожидавшей его жизни крестной – и не поколебался решиться на всё за превосходящее разумение Христа Иисуса Господа своего.

Испросив именно с этою целью увольнение от службы, простившись с родными и знаемыми и приняв благословение от преосвященного Серафима, митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского, коего милостивым к себе расположением пользовался издавна, князь Шихматов в ноябре 1827 года оставил навсегда столицу. Имея в памяти слово Евангельское: никтоже возлож руку свою на рало, и зря вспять, управлен есть в царствии Божии, он по окончательном устроении здесь дел своих отправился в Московскую губернию к двум старшим братьям, с которыми связан был особенной дружбой и единомыслием и в безотчетном владении коих оставлял доставшуюся ему часть родового имения. Условившись об обращении крестьян общей усадьбы их в свободные хлебопашцы и приняв нужные для того предварительные меры, они спешили к изнуренной летами и болезнями родительнице. Князь Сергий Александрович, употреблявший все зависевшие от него средства к упокоению ее старости и не щадивший для того ни усилий, ни пожертвований, утешался наперед мыслию, что он еще раз заключится в ее объятиях, что он еще раз услышит биение материнского сердца на груди своей, что он еще раз испросит ее благословение и, затем бросив прощальный взгляд на родину, с новою горячностию обратится к совершению начатого им великого дела. Тщетное упование! Он застал родительницу, принявшую уже напутствие в жизнь вечную, безгласной, в борении с смертию и чрез несколько часов был свидетелем мирной кончины ее. Это неожиданное зрелище растерзало душу его и исторгло обильные потоки слез на хладные останки матери. Скорбь о конце дней ее, сама по себе тяжкая, увеличивалась еще безотрадной мыслью, что он не открыл ей сердца своего и не получал благословения на созревшее уже в намерениях его начинание… Насытившись рыданиями, он повергся наедине, в тиши ночной пред образом Божией Матери и в пламенном молении излил пред Нею печаль свою. Усталость от пути и изнеможение от плача и молитвенного бдения склонили его наконец ко сну. Но лишь только он сомкнул вежды, как видит приближающуюся родительницу, светлую лицом, чуждую всякого изменения, причиненного ей болезнью и смертью. Первым действием восхищенного от радости сына было броситься к ногам ее и умолять о благословении на иноческое подвижничество. После краткого молчания он услышал внятно из уст ее произнесенные следующие замечательные слова: «Благословить много, а дозволить можно». Оживленный сим необыкновенным сновидением, в котором усматривал особенное о себе свыше промышление, князь Шихматов с большим спокойствием отдал последний долг усопшей матери и в начале 1828 года переселился в Юрьевский монастырь. Здесь начинается иноческое поприще нашего сочлена: ибо, хотя он и не произнес еще обета, но уже подчинил себя всем правилам и всей строгости монастырского заключения.