– Зачем ты велишь мне идти, если я вернусь?
– Затем, чтобы исцелить твои раны.
Произнеся эти слова, Крэг запрыгнул обратно на остров. Найтспор невольно посмотрел ему вслед, но взял себя в руки и не сдвинулся с места. Крэг скрылся из виду; снаружи царила беспросветная ночь.
Как только он исчез, чувство тысячей труб пропело в сердце Найтспора.
Прямо перед ним, почти у его ног, лежала нижняя ступень крутой, узкой винтовой каменной лестницы. Другого пути не было.
Найтспор поставил ногу на эту ступень, вглядываясь вверх. Он ничего не увидел, однако его внутреннее восприятие ощущало каждый пройденный им дюйм. Лестница была холодной, унылой и заброшенной, но воспарившей душе Найтспора она казалась лестницей на небеса.
Преодолев дюжину ступеней, он остановился отдохнуть. Каждая ступень представляла собой все более серьезную преграду; ему казалось, будто он тащит на плечах тяжелое тело. Это породило знакомый отголосок в его сознании. Он двинулся дальше и еще через десять ступеней увидел окно в высокой нише.
Найтспор взобрался в нишу и выглянул в окно. В него было вставлено некое подобие стекла, однако он ничего не увидел. Но пришедшее из внешнего мира возмущение атмосферы ударило по чувствам Найтспора, и у него кровь застыла в жилах. В одно мгновение оно напоминало низкий, насмешливый, вульгарный смех, донесшийся с другого конца планеты; в следующее – безмолвное непрерывное биение некого могучего двигателя. Эти ощущения были одинаковыми – и вместе с тем разнились. Казалось, они связаны друг с другом, как тело и душа. Найтспор испытывал их долгое время, после чего спустился из ниши и, придя в серьезное расположение духа, продолжил восхождение.
Подъем стал еще труднее, и он был вынужден останавливаться на каждой третьей или четвертой ступени, чтобы дать отдых мышцам и отдышаться. Преодолев таким образом еще двадцать ступеней, он добрался до второго окна. И снова ничего не увидел. Насмешливое возмущение воздуха стихло, однако пульсация стала вдвое отчетливей, чем прежде, а ее ритм теперь был двойным и состоял из двух отдельных пульсаций: одной в ритме марша, другой – вальса. Первый был горьким и ожесточающим, но второй был веселым, обессиливающим и жутким.
Найтспор не стал задерживаться у этого окна; ему казалось, что он на пороге великого открытия и что нечто намного более важное ждет его наверху. Он продолжил подъем. Восхождение требовало все больше сил, и ему приходилось часто садиться под тяжестью собственного веса. Но он добрался до третьего окна.
Он вскарабкался в нишу. Его чувства претворились в видении, и от открывшегося зрелища он побледнел. Огромная светящаяся сфера висела в небе, занимая его почти целиком. Эта сфера состояла из двух видов активных созданий. Там был мириад крошечных зеленых корпускул, от очень маленьких до почти неразличимых. На самом деле они не были зелеными, но такими их видел Найтспор. Все они стремились в одном направлении – к нему, к Маспелу, – однако были слишком слабыми и крошечными, чтобы куда-то продвинуться. Их активность порождала ритм марша, который прежде почувствовал Найтспор, но ритм этот не был присущ самим корпускулам, а являлся следствием препятствия, с которым они сталкивались. Эти атомы жизни и света окружали намного более крупные водовороты белого сияния, которые вращались туда-сюда, унося с собой зеленые корпускулы, когда пожелают. Их вращение сопровождалось ритмом вальса. Найтспору показалось, что зеленые атомы не только участвуют в танце против своей воли, но и подвергаются в процессе мучительному стыду и разрушению. Более крупные корпускулы оказались устойчивей самых крошечных: несколько даже почти не двигались с места, а одна смещалась в желаемом направлении.
Найтспор повернулся к окну спиной, закрыл лицо руками и принялся искать в темных уголках памяти объяснение увиденного. Ничего не обнаружил, но его начали охватывать ужас и гнев.
На пути к следующему окну невидимые пальцы словно стиснули его сердце и начали крутить туда-сюда; однако ему и в голову не пришло повернуть назад. Его настроение было таким мрачным, что он не позволял себе остановиться. К тому времени как он заполз в нишу, ему было настолько плохо физически, что несколько минут он ничего не видел – окружающий мир будто стремительно вращался.