— Это не моя мудрость, у меня ее нет, — ответил Поулкраб, — но я только что вспомнил, что мне однажды сказал Брудвиол, когда я был молод, а он стар. Он сказал, что Кристалмен пытается превратить все вещи в одну и что куда бы ни маршировали его формы, пытаясь сбежать от него, они вновь и вновь оказываются лицом к лицу с Кристалменом и превращаются в новые кристаллы. Но этот марш форм (который мы называем «разветвлением») происходит от подсознательного стремления найти Суртура, только направлен не в ту сторону. Ведь мир Суртура лежит не по эту сторону от того мира, где началась жизнь, а по ту сторону. И чтобы попасть туда, мы должны вновь пройти через тот мир. Однако сделать это можно, лишь отрекшись от нашей личной жизни и полностью отдавшись миру Кристалмена. И это только первая часть путешествия, хотя многие добрые люди думали, будто на этом оно и заканчивается… Насколько я помню, так говорил Брудвиол, но я тогда был молодым и невежественным, а потому мог забыть слова, которые лучше бы объяснили, что он имел в виду.
Внимательно слушавший Маскалл продолжал размышлять.
— Это ясно, — сказал он. — Но что он имел в виду под тем, чтобы отдаться миру Кристалмена? Если он ложен, значит, мы тоже должны стать ложными?
— Я не спросил у него, и ты сам можешь ответить на этот вопрос не хуже меня.
— Очевидно, он имел в виду, что каждый из нас и так живет в ложном, личном мирке — мирке грез, аппетитов и искаженного восприятия. Приняв большой мир, мы точно не утратим истину и реальность.
Поулкраб вытащил ноги из воды, поднялся, зевнул и потянулся.
— Я рассказал тебе все, что знаю, — угрюмо произнес он. — А теперь дай мне поспать.
Маскалл продолжал смотреть на него, не отвечая. Старик неловко опустился на землю и приготовился ко сну.
Пока он устраивался поудобней, позади, со стороны леса, раздались шаги. Обернувшись, Маскалл увидел женщину, которая шла к ним. Он сразу предположил, что это жена Поулкраба, и сел, однако рыбак не пошевелился. Женщина подошла и остановилась перед ними, глядя на них с высоты своего немалого роста.
Ее одеяние было таким же, как у мужа, только больше прикрывало конечности. Она была молодой, высокой, стройной и потрясающе прямой. Кожу покрывал легкий загар, и женщина выглядела сильной, но совсем не похожей на крестьянку. Вся ее фигура дышала изяществом. Лицо было слишком энергичным для женщины, и она не была красивой. Три огромных глаза вспыхивали и сияли. Роскошная копна мягких светлых волос была забрана наверх и заколота, но так небрежно, что часть прядей падала на спину.
Когда она заговорила, ее голос оказался слабым, однако полным света и тени; казалось, в нем постоянно сквозила страстность.
— Прошу прощения за то, что подслушала ваш разговор, — сказала она, обращаясь к Маскаллу. — Я отдыхала за деревом и все слышала.
Маскалл медленно поднялся.
— Ты жена Поулкраба?
— Она моя жена, — ответил Поулкраб, — и ее зовут Глимейл. Сядь обратно, странник, и ты, жена, тоже садись, раз уж пришла.
Оба подчинились.
— Я все слышала, — повторила Глимейл. — Но не услышала, куда ты направишься, когда покинешь нас, Маскалл.
— Мне это известно не больше, чем вам.
— Тогда слушай. Есть лишь одно место, куда тебе следует отправиться, и это остров Суэйлоуна. Я сама отвезу тебя туда до заката.
— Что я там найду?
— Он может отправиться туда, жена, — хрипло вмешался старик, — но я не позволю тебе плыть с ним. Я сам отвезу его.
— Нет, ты всегда мне мешаешь, — взволнованно возразила Глимейл. — На этот раз я поеду. Когда Тиргелд сияет в ночи, а я сижу здесь на берегу и слушаю музыку Эртрида, едва доносящуюся через пролив, мне больно, я не могу этого вынести. Я давно решила отправиться на остров и узнать, что это за музыка. Если она плохая и убьет меня, так тому и быть.
— Зачем мне этот человек и его музыка, Глимейл? — спросил Маскалл.
— Думаю, музыка ответит на все твои вопросы лучше, чем это сделал Поулкраб, — и, возможно, неожиданным для тебя образом.
— Что за музыка может преодолеть столько миль над морем?
— Нам говорили, эта музыка странная. Не приятная, а болезненная. А человек, способный играть на инструменте Эртрида, сможет создавать удивительнейшие формы, которые будут не фантомами, а реальностью.
— Может, и так, — проворчал Поулкраб. — Но я бывал на острове днем — и что я там обнаружил? Человеческие кости, свежие и древние. Они принадлежали жертвам Эртрида. И ты, жена, туда не поедешь.
— Но прозвучит ли сегодня ночью та музыка? — спросил Маскалл.
— Да, — ответила Глимейл, пристально глядя на него. — Когда взойдет Тиргелд, наша луна.
— Если Эртрид своей игрой губит людей, сдается мне, пришла пора погибнуть ему самому. В любом случае я хотел бы сам услышать эту музыку. Но что до твоего общества, Глимейл, женщины на Тормансе умирают слишком легко. Я только что смыл с себя кровь другой женщины.
Глимейл рассмеялась, но ничего не сказала.
— Теперь поспи, — посоветовал Поулкраб. — Когда придет время, я сам тебя переправлю.
Он снова лег и закрыл глаза. Маскалл последовал его примеру, однако Глимейл осталась сидеть, поджав ноги.