Путешествие к вратам мудрости

– А женщина рядом с ней?

– Презренная паскуда Даи, мать моего мужа.

Я посмотрел на них, и одновременно девочка взглянула в нашу сторону, но не увидела никого из знакомых. Сун Хи – лицо ее по-прежнему было скрыто под платком – встала, но я мигом схватил ее за плечо, качая головой.

– Не сейчас, – сказал я.

– Мне нужно подойти к ней, – настойчиво произнесла Сун Хи. – Мне нужно поговорить с ней. Она должна узнать, что я вернулась.

– Нет, – возразил я. – Не в таком людном месте, как это. Еще слишком рано, и нам надо обсудить, что и как каждый из нас будет делать. Если ты хочешь снова жить со своей дочерью, опрометчивые поступки только навредят нам. Верь мне, Сун Хи, необходимо дождаться удобного случая. Скоро ты и твоя дочь будете вместе. Пожалуйста, потерпи еще немного.

Сун Хи знала, что Даи обожает обедать изо дня в день у своей сестры, и мы выжидали до полудня, пока дом бывшего мужа Сун Хи опустеет, тогда мы и войдем внутрь. А когда мы вошли, Сун Хи, казалось, было страшновато находиться в этом месте, и все же ее тянуло сюда. Мы заглянули во все комнаты поочередно, и, судя по состоянию спальни, Байшик, видимо, взял себе другую женщину после того, как избавился от жены, но сколько лет было этой несчастной, угадать мы не смогли.

Более всего Сун Хи, конечно, расстроила комната Боа, где не нашлось ничего, что бы свидетельствовало о существовании ее матери. Зато на стенах висели написанные красками портреты отца девочки и его предков. Сун Хи легла на матрас, на котором Бон Ча засыпала каждую ночь, и вдыхала ее запах; я молча наблюдал за ней, чувствуя, как боль просачивается из каждой поры ее тела.

Бездонность ее материнской любви была почти ощутима, и я невольно задумался о детях, которых я мог вырастить, если бы судьба благоволила ко мне. Обычно, думая о моем убитом сыне Ин Су, я старался ограничивать себя во времени – не потому что моя любовь к нему ослабела по какой бы то ни было причине, но потому что воспоминания о нем оборачивались для меня невообразимой болью. Нередко сын пробирался в мои грезы, и я видел словно наяву, как он ползает по полу в моей мастерской или как Кюн Сон подбадривает мальчика, учившегося ходить, а потом моя возлюбленная жена хлопает в ладоши, когда мальчик пересекает комнату на своих двоих, ни разу не упав. Возможно, он пошел бы по моим стопам, занялся тем же ремеслом, вместе с ним мы бы перестроили мастерскую, чтобы нам не было тесно вдвоем. Внезапно я почувствовал, что кто-то дотронулся до моего лица, нехотя развеял свою грезу и обнаружил, что Сун Хи утирает ладонью то одну мою щеку, то другую.

– Ты плачешь, – сказала она. – Что тебя расстроило?

Я махнул рукой, не находя нужных слов, но затем рассказал ей о моих горьких утратах. Сам того не заметив, я накрыл ее руку своей, мои пальцы коснулись ее мягкой ладони. А следом мои губы прижались к ее губам. Я почувствовал, что возбуждаюсь, но, вместо того чтобы устыдиться этой предсказуемой слабости, я вошел в нее, она почти мгновенно ответила взаимностью, пылко обнимая меня, но вдруг отпрянула и покачала головой.

– Прости, – сказала она, соединяя ладони в молитвенном жесте. – Но я не могу.

– Ты опасаешься, что кто-нибудь вернется и застигнет нас? – спросил я, раздираемый смущением и желанием одновременно. – Если так, то мы всегда можем найти…

– Клятвы, что я давала мужу, остаются там, где они были, – ответила она. – И пока он жив, я не изменю ему. Мне жаль, если это причинит тебе боль.

Я дернул плечом и отвернулся. По правде говоря, я уважал ее за отказ просто повалиться вместе со мною на пол и стыдился своих неуклюжих попыток соблазнить ее.

На задах поместья даругачи стоял старый колодец, о котором я узнал от Сун Хи. Колодец давно пересох, и его накрыли тяжелым плоским камнем, чтобы никто в него не упал, мы едва из сил не выбились, сдвигая этот огромный камень. Когда мы закончили, я поднял с земли пригоршню камешков и, глядя в глубокую таинственную тьму, бросил их в колодец. Через несколько секунд я услыхал, как забулькала вода в лужице, оставшейся на дне, и пришел к выводу, что глубина колодца составляет от двадцати до тридцати футов.

Дожидаясь, когда мать Байшика вернется домой, мы обговорили порядок наших действий, и Сун Хи спряталась в саду за деревьями, а я остался на полянке, чтобы Даи заметила меня сразу по возвращении. Я немного нервничал при мысли о том, что нам предстоит сделать, и обильно потел – подозреваю, от беспокойства. Вдобавок руки и ноги не особо меня слушались – впрочем, я с самого утра отвратительно себя чувствовал. Меня подташнивало, и, усевшись в позе лотоса на траву рядом с колодцем, я принялся медленно дышать, отвлекая сознание от рвотных позывов и глядя на резные изображения богов на камне, которым до того был накрыт колодец. Когда же в голове у меня разлился туман, я уперся обеими ладонями в землю, собираясь встать и вызвать у себя рвоту, и вдруг услыхал крик, удивленный и сердитый.