Путешествие к вратам мудрости

– Теиаиагон, – сказал он. – Недалеко отсюда, всего в нескольких милях. По соседству, можно сказать, если держать курс на запад. Там он торгует мехами, уже немало лет как. Нажил кучу денег, и его подчиненным что-то перепало. Но на деньгах он помешан, на благотворительность ни гроша не даст, не такой он человек. Говорят, он держит жену взаперти, не позволяя ей выходить из дома днем, вроде бы потому что не хочет, чтобы другие мужчины глазели на то, что принадлежит только ему.

– Вы уверены, что это он? – продолжил допытываться я. – Он точно там живет?

– Не сомневайтесь, друг, – сказал он. – Я закупаюсь у него понемногу, а потом распродаю. Я был всегда честен с ним, а он со мной нет. Вот как он отблагодарил меня, когда ему взбрело в голову, что он переплачивает мне за шкуры. – Он потрогал шрам на лице. – Понятно, не сам благодарил, заставил одного из своих работников сделать это.

Я обернулся к Йоне, сияя от восторга. Наконец-то я получил известия, которых так долго ждал. Я полез в карман и вытащил банкноты, но человек со шрамом накрыл ладонью мой кулак с деньгами.

– Мне ничего не надо, – сказал он. – Просто езжайте завтра в Теиаиагон и разберитесь с этим делом раз и навсегда. Если я на днях заеду по дороге в их поселок и услышу, что он умер, такой награды мне хватит вполне.

Мы выспались, сытно позавтракали и выждали несколько часов, прежде чем покинуть Бед-Хилл и отправиться в Теиаиагон. Все это время друг с другом мы почти не разговаривали. Я размышлял о том, что меня ждет, и Йона уважал мое молчание. За что Анри меня так ненавидел? – в который раз спрашивал я себя. Все эти утраты, все это кровопролитие. Внезапно наша жизнь в детстве и юности показалась мне пустой и лживой.

Добравшись до Теиаиагона, мы оставили лошадей в конюшне на ночь и, надвинув шапки на лоб, зашагали к местному постоялому двору. Не желая предоставлять кузену какое-либо преимущество, я нарочно подгадал так, чтобы первым увидел его я, а не он меня. Мы сели за стол рядом с дверью. Отсюда мы видели улицу, но сами были укрыты от взглядов прохожих. Мы болтали, пили, закусывали понемногу, а когда солнце стало садиться, я отчетливо услыхал приближавшийся мерный стук костылей. Я воспылал надеждой, и одновременно меня мутило, сердце забилось часто, но я по-прежнему сидел за столом, дожидаясь, пока стук станет громче, и тогда, подойдя к двери, я увидел его.

Я взглянул на Йону, он посмотрел на меня, и я медленно кивнул. Брат вытягивал шею, чтобы ему была лучше видна улица, а я молился о том, чтобы мой кузен не вошел в гостиницу, но продолжал шагать. Несмотря на продолжительность моей одиссеи, я не был до конца готов к тому, что намеревался сказать и сделать. И почувствовал облегчение, когда кузен благополучно миновал дверь в пивную, а потом наблюдал, как в самом конце улицы он повернул направо и, поднявшись по ступенькам крыльца, отворил дверь небольшого домика и вошел внутрь.

Убедившись, что сразу кузен на улицу не выйдет, мы с Йоной проделали тот же путь, что и он, по направлению к домику. Я стоял снаружи и, задрав голову, смотрел на окно второго этажа, видел горящие свечи в комнате и знакомую тень женщины в зеркале. Я приглушенно вскрикнул, от счастья у меня перехватило дыхание. Я был готов взбежать по лесенке, ворваться в дом и потребовать, чтобы мне вернули жену, но брат удержал меня, указав пальцем на уголок в саду, где под ивой стоял надгробный памятник. Я сел на корточки, прочел надпись на камне, и земля покачнулась под моими ногами, ибо на надгробии было высечено имя моей жены.

Вопль вырвался из моей груди, и я опять повернулся к окну. Если там, рядом с Анри, не Сара, тогда кто? Лишь когда она повернулась и я увидел ее профиль, мне стала ясна причина моей глупой ошибки.

Конечно, это была вовсе не Сара. Это была ее дочь Беатрис.

Япония 1743 г. от Р. Х.

Выследив наконец Хакиру, я более не хотел ничего, кроме как ворваться в его дом и положить конец затянувшейся связи между его головой и плечами. Однако мой досточтимый брат Джунпей, державшийся спокойнее и мысливший более здраво, чем я, раздираемый болью, уговорил меня предоставить душе и телу возможность отдохнуть, а за это жуткое дельце взяться на следующий день, когда рассудительность вернется ко мне. Мы отправились в наше временное жилище, маленький дом для путников, где пожилая дама по имени Мицуки положила татами на пол в одной из предоставленных нам комнат.

Чуть позже в нашу дверь постучалась внучка Мицуки, застенчивая девочка по имени Нанако. Низко опустив голову, чтобы не встретиться со мной взглядом, она внесла поднос с двумя мисками для умывания и посудиной с супом мисо, которым мы наполнили наши желудки, и если Джунпей после еды сразу заснул, я много часов не смыкал глаз, потягивая пиво из фляги и беспокоясь, а вдруг моя жертва учует мое присутствие в городе и сбежит во тьме ночи.