Путешествие к вратам мудрости

Война тем временем продолжалась. То мы за несколько дней овладевали небольшим участком, то неделями ни с места, и эти недели ощущались как сотня лет. Депеши прибывали и отправлялись. Люди гибли, на их место приходили новые, похожие на тех, кого мы потеряли, и уж не знаю как, но я оставался в живых до последнего дня. «Война, что покончит со всеми войнами», так это называли, и не без оснований, ибо казалось, что хуже быть уже не может. И, однако, я ни разу не пожалел о своем решении поехать во Францию, вместо того чтобы сидеть под замком в Шептон-Моллет. Не очень весело, когда тебя обстреливают день напролет. Твое тело тебе не принадлежит. Ты покрыт червями и вшами, и тебе не светит отмыться. Но иногда что-то хорошее могло случиться. Неведомо откуда прилетит птица и сядет на лестницу, по которой мы выбирались из окопа на ничейную полосу. Или вдруг пойдет снег, и мы, запрокинув головы, откроем рты, чтобы снежинки падали на язык. В такие моменты ты, по крайней мере, мог сидеть и думать про себя: «Я свободен». По крайней мере, свободен. И вскоре, в один недалекий день, все это должно закончиться и я поплыву обратно по морю, потом доберусь до вокзала и наконец найду дорогу домой.

Чехия 1939 г. от Р. Х.

Но дома, куда я наконец вернулся, многое показалось мне незнакомым, а сама атмосфера определенно менее гостеприимной, чем прежде. На вокзале в Праге, где я высадился, ощутимо витал страх, и меня поразили люди, пытавшиеся вскочить в набиравший скорость поезд, что направлялся в Западную Европу. Повсюду я чувствовал настороженность и тревогу, видел тень этих эмоций на лицах моих соотечественников и чуял их запах в воздухе. В поезде, по дороге домой, пассажиры лихорадочно читали газеты, в основном передовицы со статьями о президенте Гахе[154] и немецком фюрере. Стоя на перроне, я растерянно оглядывался, в такой сутолоке трудно было кого-нибудь разглядеть, но, слава богу, мой брат Йезек выделялся на общем фоне ростом и комплекцией, а его необычайно рыжая борода выглядела еще гуще и ярче, чем прежде. Пробившись сквозь толпу, он обнял меня своими огромными ручищами и запросто приподнял.

– Так много людей вокруг, – сказал я, пробираясь вслед за братом к стоянке такси. – Но все они садятся в поезда и уезжают. Такое впечатление, что город вот-вот опустеет.

– Потому что они боятся, брат, – ответил Йезек. – Они хотят уехать отсюда как можно дальше. Поговаривают, что Люфтваффе готовится бомбить и осуществит свое намерение, если Гаха не капитулирует. А ты чего ожидал? Чтобы люди и дальше сидели здесь, слушая концерты каждый вечер?

– Неужели дойдет до капитуляции?

– Не знаю, – пожал плечами мой брат. – Большинство думает, что он сдастся буквально на днях. И тогда на следующее утро мы проснемся под топот немецких сапог, марширующих по Вацлавской площади.

Всего лишь несколькими годами ранее мысль о том, что мою страну захватят наши некогда мирные соседи, сочли бы сущим вздором. Теперь же любой другой сценарий выглядел маловероятным.

– А Радек? – спросил я. – Как он ко всему этому относится? Тоже хочет удрать отсюда?

– Нет, – усмехнулся Йезек. – Скорее, он просто не обращает внимания на то, что происходит. Голова твоего сына забита цифрами и больше ничем. День за днем за своим рабочим столом в университете он трудится над математическими тождествами, пялится в небо, ведет записи касательно Солнца, Луны и звезд и почти не замечает, что творится вокруг. Я даже сомневаюсь, что он знает, кто такой Гитлер.

– И все же, на мой взгляд, лучше ему с головой уйти в науку, чем присоединиться к Сопротивлению, – сказал я. – Кстати, как он воспринял мое возвращение? Что-нибудь говорил об этом?

– Он будет рад увидеться с тобой, – ответил мой брат с ноткой предостережения в голосе. – Но не забывай: прошло много лет, и он сильно изменился. К тому же он из тех, кто не проявляет своих чувств на людях, так что не жди волнующих сцен с признаниями в любви. Этот паренек иного пошиба.

Я кивнул, испытывая чувство вины вперемешку с нервозностью. Йезек и его жена по доброте своей заботились о моем сыне, пока я был в тюрьме, но мальчик решительно отказывался навещать меня там. И я опасался, что на улице он может просто пройти мимо меня, и сам я не был уверен, что узнаю его.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я. – А как Ульва?

– У нас все путем, – ответил брат. – Ружья мои заряжены, и я готов стрелять в любого, кто попробует хотя бы ногу просунуть в мою квартиру без приглашения.

– И жена не пыталась отговорить тебя от таких поступков?

– Наоборот, она-то и купила патроны. И стрелок она отменный, получше меня.