Путешествие к вратам мудрости

– Ты писаная красавица, – улыбнулась Флоза, обнимая ладонями лицо Кати. – Моему сыну повезло встретиться с тобой.

– Нам обоим повезло, – сказала Катя. – Он очень добр ко мне. Вы вырастили достойного мужчину.

– Вряд ли вы давно знакомы, – выступила вперед Альбена, оглядывая свою новую сестру с головы до ног, словно та была платьем, которое Альбена подумывала купить. – Ты беременна? Поэтому вы так быстро поженились?

– Нет, – покачала головой Катя. – Пока нет. – Она хитро покосилась на меня, ведь если она и не носила ребенка, когда мы покидали Варну, вполне возможно, что она носит его сейчас.

– Что за расспросы! – Моя мать легонько хлопнула Альбену по руке.

– Просто мне кажется странным, что брат женился во второй раз столь поспешно, ведь он так долго оплакивал женщину, на который был женат всего несколько часов. Я думала, она его великая любовь до гроба, разве нет?

– Мы счастливы, Альбена, – ответил я. – Я буду вечно лелеять память о моей первой жене, но настало время припрятать печаль и вновь испытать счастье в любви. Именно этого она пожелала бы мне, как и я пожелал бы ей, не будь…

– Где вы познакомились? – обратилась Альбена к Кате, словно меня тут и не было.

– По пути из Варны, мы ехали почти сутки, – ответила она.

– И чем ты там занималась? На что жила, я имею в виду? Твоя родня, кто они?

Катя замялась. Мы обговаривали с ней, как она станет отвечать на подобные вопросы, однако она впервые была вынуждена солгать, и я подумал, что лживость – кроме стряпни, уборки и шитья, – возможно, еще один навык, которым она не обладает.

– Работала на рынке, – сказала Катя. – Торговала иголками.

– Для продавщицы иголок у тебя необычайно нежные пальцы. – Альбена потянулась вперед и вдруг резко схватила Катю за руку, та даже вскрикнула от неожиданности. – Ни единого следа. У большинства рукодельниц ладони и пальцы смахивают на потрескавшуюся глину.

– Она всегда носит перчатки. – Я встал между ними, метнув на Альбену сердитый взгляд. Ко мне сестра всегда относилась как к своей собственности, я успел от нее натерпеться, и мне это надоело.

– Перчатки, – с деланой улыбкой подхватила Альбена. – Умно придумано.

Месяц спустя, заново обосновавшись в Мадаре, я оказался у городских стен, проверяя сохранность камня. Хан Тервель был настолько доволен изображениями, которыми я украсил его дворец, что подбросил мне еще один заказ: сотворить что-нибудь в том же духе, но теперь в моем родном городе. И я задумал нечто грандиозное: сделать явью образ, мелькавший в моих снах, – всадник пронзает копьем льва, а рядом бежит охотничья собака. Я надеялся создать самую изысканную работу в моей жизни, и хан пообещал вновь наполнить мои сундуки, если я уложусь в полгода и поспею к десятой годовщине его восшествия на трон[58].

Легкий шум за спиной вывел меня из задумчивости, я обернулся и оторопел – предо мной стоял отец, хотя с некоторых пор из дома он почти не выходил.

– Ты напугал меня. – Я подошел к отцу поближе. – Давно ты здесь?

– Не очень, – ответил он. – Я наблюдал за тобой, но ты ничего не делаешь. Только пялишься на стены, словно ждешь, что они с тобой заговорят.

– Именно этим я и занят, – сказал я. – Если стоять достаточно долго, камень скажет, чего он от меня хочет.

– Но зачем тебе это? – спросил отец. – Для чего?

– Для вечности, наверное, – пожал я плечами. – Если я создам нечто прекрасное, в будущем люди, проезжая мимо нашего города, увидят, что я им оставил, и, может быть, почувствуют себя так, будто их оберегает призрак из прошлого. Разве не все мы надеемся на бессмертие в том или ином виде? Пусть нам не дано дышать вечно, но существуют и другие способы остаться среди живых.

Марин тяжело опустился на камень, вздохнул и тыльной стороной ладони утер испарину со лба.

– Мне всегда страстно хотелось сына, но не такого, как ты, – тихо сказал он, однако ни гнева, ни упрека не прозвучало в его голосе, одна лишь печаль. Примостившись напротив, я смотрел отцу в глаза, пока он говорил. – Я хотел, чтобы ты стал искусным воином. Носил бы нашу фамилию с честью. Но ты хватаешь резцы и вырезаешь картинки на стенах, словно дитя малое. Мальчиком ты был другим, всегда лез в драку и всегда побеждал. Но потом с тобой что-то произошло. Что это было, сын мой? Я более не узнаю тебя.

– Нет, отец. – Я дотронулся до его руки – там, где некогда были стальные мускулы, истончившиеся до обвислой кожи. – Ты запутался. То был не я. То был Явис.

– Явис, – эхом повторил отец, глянул на меня, прищурившись, и что-то опять сдвинулось в его голове. – Вернется ли он домой в конце концов, как думаешь?

– Настанет день, когда вы снова увидитесь. – Я взял его за руку. – Может, и не в этой жизни, но в следующей наверняка.

– Ты веришь в такого сорта россказни? – спросил отец и отвернулся. В этом было что-то от молодого Марина, а в его странной улыбке мне привиделся юношеский задор. – Я сразился с четырьмя мужчинами, чтобы добиться руки твоей матери, – сказал он после продолжительного молчания. – Слыхал об этом?

– Да, – ответил я. Эту историю он рассказывал мне много раз.