Место встречи Марии Магдалины с Господом было к северу, за несколько шагов от Гроба, в принадлежащей ныне латинам галереи, которая служит входом в их отдельную церковь; там также означены мраморными на полу кругами встреча Матери с воскресшим Сыном и место, где признала царица Елена животворящее древо Креста. По правую сторону их престола хранится кусок столба, к которому был привязан Спаситель во время позорного биения. Но церковь сия уже вне главного здания, равно как и прилежащие ей келии франков.
Прямо на восток против дверей часовни обширная арка, называемая царской, соединяет ротонду Святого Гроба с главным соборным Храмом Воскресения, принадлежащим грекам. Пространный помост его выстлан желтым мрамором, и на средине стоит каменная ваза, которую называют пупом и средоточием земли, основываясь на словах псалма: «Спасение соделал еси посреде земли». Шесть мощных столбов, из коих два в алтаре, слитые, каждый из многих пиластров коринфского ордена, стоят твердыми гранями по краям собора, и на четырех первых, соединенных арками, лежит стройный глубокий купол. Вдоль боковых стен, украшенных иконами, устроены места для иноков, как в некоторых из наших древних обителей; кафедра патриарха, и другая для его наместника, обе резной работы, стоят одна против другой. Два яруса икон без окладов, живописи русской, образуют иконостас, и впереди его восемь столбиков заменили величественные колонны Елены. Над ним устроена тесная, сквозная галерея, где повешены била, или железные доски вместо колоколов.
Полукруглый алтарь четырьмя ступенями выше помоста; престол его под обширным балдахином; во глубине стоит на десяти ступенях вызолоченный трон патриарший. Пять низких арк, до половины закладенных, образуют полукруг горнего места, украшенный некогда мраморными столбами. Три средние арки служат окнами в заднюю галерею собора; лестницы находятся в двух боковых, из коих левая ведет в малую ризницу, а правая на – Голгофу. От вершины сих арк рождается легкий полукупол алтаря, в который сверху проникает свет, когда самый собор тускло освещен боковыми окнами наружных стен Храма.
Хотя мрамор более всего пострадал в пожаре, хотя нет прежней роскоши в отделке частей, однако же стройность и обширность собора, имеющего в длину до 15 сажень, и смелые своды арк, и самая простота украшений – все придает особенное величие сему святилищу, созданному промежду двух величайших памятников искупления – Голгофы и Гроба! И если ныне, после стольких бедствий, еще величествен Храм сей, что же было во дни его славы, когда восмью вратами входили в сие дивное здание, в котором не было ни глухих стен, ни перегородок? Одни только высокие арки, или коринфские колонны великолепнейшего мрамора, служили легким и красивым разделением между разнородными частями Храма, позволяя восхищенным взорам свободно блуждать по всем его прозрачным хорам и галереям, – творение достойное Елены и Рима!
Но когда разделение вероисповеданий постепенно разделило и самое святилище между многими племенами и когда с тем вместе иго магометанское, заключив врата оного, принудило обратить многие галереи и приделы в келии, без всяких средств к прочной их отделке, – тогда доски и глина означили, во внутренности Храма, взаимные грани разных исповеданий и были виной последнего жестокого пожара, который в несколько часов истребил все благолепие святыни, обрушил куполы и хоры, и столбы, разбил и самый мрамор помоста. Как огненная печь, пылало внутри заключенное отовсюду здание. Бежали иноки, но не было спасения для утвари церковной, ибо гнилое дерево перегородок и кедрового купола, как смола, разливали пламень; вскоре от всего древнего Храма остались только голые стены, обгоревшие пиластры, и посреди сего печального пепелища – часть уцелевшей Голгофы и гробовой утес стояли, как два спасительные маяка, у подножия коих остыла сия огненная буря.
Греки и латины обвиняют в пожаре армян, ибо он начался в их приделе на хорах, и уличают их даже в злом умысле. Они рассказывают, что один из богатейших старейшин сего народа, сильный в Царьграде деньгами при великом визире, возбудил соотечественников на сие злодейство, дабы впоследствии исключительно овладеть возобновленным Храмом. Но армяне не успели в своем предприятии, если даже имели оное, ибо греки, по старшинству своего права, испросили себе от султана фирман на построение святилища в прежнем виде и с прежним его разделением между разноверными. К вечной славе своего благочестия исполнили они одни в течение года столь великий подвиг, своим собственным иждивением и без малейшей помощи со стороны других народов. Думаю, однако, что ненависть оклеветала армян и что одна только неосторожность была причиной пожара, ибо в сию ночь они праздновали своему просветителю Григорию. Если бы и был у них какой-либо умысел в пожаре, то, может быть, только тот, чтобы сим истреблением убогих приделов иметь право требовать фирмана для возобновления оных, ибо турецкое правительство ничего не позволяет переделывать в Храме; но и это невероятно.