Путешествие ко святым местам в 1830 году

По мере приближения к Иерусалиму горы становятся выше и мрачнее; богатые села, все племени Абугоша, оживляют сии ущелья, и масличные деревья рассажены уступами по горным скатам. Сии скалы, сии овраги – Иудея! Но по нынешнему, полудикому ее состоянию, и по малому числу жителей нельзя судить о прежнем благосостоянии оной, когда все сии горы кипели людьми, и каждый уголок земли был обработан, особенно в окрестностях столицы. За долиной Эммауса следует глубокая лощина, отделенная от нее каменной, почти отвесной горой: она орошена потоком Теревинфским, близ которого видны остатки древнего обширного здания на краю селения. Память поединка отрока Давида с исполинским Голиафом нераздельна с именем вод Теревинфа; но самое поприще битвы не известно.

Наконец, после тяжелого и крутого всхода на гору, которой пространная вершина усеяна мелким камнем, довольно долго следуя по сей неровной площади и ожидая столь же трудного спуска, прежде нежели взобраться на какую-нибудь новую высоту, отколе бы мог открыться Святой Град, – внезапно и против всякого чаяния в самом близком расстоянии видишь перед собой Иерусалим!

Кто выразит все чувства, волнующие грудь, при внезапном появлении Святого Града? И можно ли изъяснить речами то тайное борение радости и страха, которыми попеременно движется сердце в сие торжественное мгновение, когда все дивные имена Сиона, Голгофы и Элеона, с юных лет и только во святыне храмов поражавшие слух наш, внезапно олицетворяются перед очарованными глазами: когда пылкие мечты младенца сбываются в видениях юноши и все звуки псалмов и пророчеств сливаются в одну живую картину отвергшего их Иерусалима! Тщетно приготовляешь издали дух свой к зрелищу Града, мысленно представляя себе, как, мало-помалу он станет проясняться из туманной дали и как мало-помалу станут привыкать к нему взоры и мысли. Он вдруг, как бы из-под земли, является смятенным глазам на скате той самой горы, по площади коей пролегала трудная стезя; весь и внезапно восстает он в полной красе обновленных стен своих и башен, во всем величии Ветхого завета, издали – несокрушенный, как бы еще в ожидании Нового, и так, как он всегда рисуется воображению, со всеми своими бойницами и вратами. Гора Элеонская в ярких лучах вечера и пустыня Мертвого моря в туманах ограничивали за ним священный горизонт, и я стоял в безмолвном восторге, теряясь в ужасе воспоминаний!

Еще не успел я выйти из сего оцепенения, мечтая и действуя, как бы объятый сном, когда увидел себя близ самых ворот Яффских, у крепости Давида. Так близко расстояние от поклонной горы до стен, окруженных с сей стороны зеленью иссохших прудов Соломона. Толпа женщин, в длинных белых покрывалах, теснилась на сем обширном гульбище. Я въехал в город, взглянул окрест себя, и очарование исчезло. Так достиг я Иерусалима, в пятое воскресение Великого поста.

Иерусалим

Все пришло в волнение при появлении моем у ворот патриаршей обители. Несколько русских, монашествующих и послушников, выбежали ко мне навстречу удостовериться, точно ли я их соотечественник. Странно и приятно поразил меня звук языка родного в Иерусалиме. Но едва успел я слезть с коня, как уже начались жалобы их на гонения и совершенную нищету, которые они истинно претерпевают. Окруженный ими, взошел я на высокое крыльцо, где меня встретил драгоман патриарший, почтенный старец Митрофан, и ввел в приемную длинную залу, куда не замедлили прийти и оба наместника.

Старший из них, митрополит Петры Аравийской, восьмидесятилетний Мисаил, известный своими христианскими добродетелями, искренно радовался прибытию русского. Долгое время находясь архиепископом болгарским на Дунае, он выучился несколько говорить языком славянским и был духовником всех соотечественников в Иерусалиме, во многих случаях доказав свою приверженность к России, но уже его слабые силы не позволяли ему входить в управление церкви. Второй наместник – Даниил, митрополит Назарета, принявший на себя бремя правления в обстоятельствах трудных, подумал сперва, что я прислан после войны от двора нашего проверить казну монастырскую. Он не мог совершенно заменить духовенству палестинскому знаменитого своего предместника, инока Прокопия, обновителя Храма; ибо его собственное положение было весьма тягостно по беспрестанным притеснениям властей арабских и совершенному упадку благосостояния Иерусалимской церкви.

Скоро, не доверяя слуху о моем нечаянном приезде, прибежал почтенный И. Д. Еропкин в одежде духовной, которою принужден был облечься в течение двухлетнего своего пребывания в Иерусалиме, чтобы избежать оскорбления черни во время войны Порты с Россией. Не имея возможности безопасно выехать из Палестины, куда приехал в 1828 году с шестидесятью поклонниками обоего пола, он только с пятнадцатью из них остался в живых в Иерусалиме. Все прочие погибли от жестокой чумы, свирепствовавшей по всей Сирии в год его приезда.