Путешествие ко святым местам в 1830 году

Тихое, сладкое благоговение проникает душу во мраке сего грота. Тусклая лампада, теплясь в углублении, слабо освещает две фигуры: ангела и повергшегося на землю Спасителя. Здесь дивное существо Его ближе, понятнее сердцу; все божественное от Него скрылось. Он страждет подобно нам и страждет за нас. Но слезы Его, но пот лица – кровь! и это уже первые капли крови завета, хотя не рукой смертных они исторгнуты и не так страшны для взоров. Нет, сильным борением духа вытеснены они из Его сердца, борением нашей в нем природы с безмерной тяжестью всех наших грехов и наказания, низвергшегося на Него единого. В каждом вздохе Его все человечество. «Отче, да мимо идет чаша сия!»… и при сих только словах тайный ужас заменяет первое сладкое чувство. Сей безгрешный, кающийся о злобах человеческих, напоминает нам род свой; род же Его кто исповесть?.. и в трепете, повергаясь ниц на тот самый прах, где повергался Спаситель, где душа его была прискорбна даже до смерти, пораженные дивным таинством Его страданий, мы вмести с ним восклицаем: «Да будет воля Твоя!».

Малая дверь, ныне заделанная, вела прежде из сего грота к тем камням, где в ночь предательства спали три апостола, и близ них показывают самое место адского поцелуя. Оно обнесено низкой оградой, позади коей стоят восемь ветхих олив, остатки масличного сада Гефсимании. Недавно выкупили его латиняне из рук неверных. Корни дуплистых деревьев почти истлели, но ветви роскошно цветут и приносят обильный плод. Я взял один камень на память события, сорвал одну масличную ветвь и обратился к Иерусалиму.

За иссохшим потоком, на крутизне, ведущей к Святому Граду, указывается место, где побили камнями первомученика Стефана. Здесь стояла некогда большая церковь, воздвигнутая в честь его императрицей Евдокией, супругой младшего Феодосия; но теперь нет и следов ее. Немного повыше есть безводный колодец, близ которого еврейский юноша стерег одежды побивавших Стефана, будучи ревностным гонителем церкви Христовой. Тот же юноша, смирив впоследствии мирскую гордость, буйством проповеди возвестил вселенной Христа распятого: «Иудеям соблазн, эллинам безумие, самим же верующим Христа Божию силу и премудрость; ибо безумное Божие мудрее человеков и бессильное Божие крепче человеков!». Кто бы угадал в жестоком свидетеле казни Стефановой божественного Павла?

Ворота, ведущие из Гефсимании в Иерусалим, носят имя Марии. При самом входе, налево от них, видна знаменитая Овчая купель, смежная Соломонову храму, где Господь исцелил расслабленного, многие годы тщетно чаявшего ввержения в возмущенные ангелом воды. Из пяти ее великолепных притворов ни один не остался; видна только обширная яма, поросшая травой и окруженная развалинами.

Напротив оной фонтан принадлежал, как говорят, к дому Иоакима и Анны, обращенному в обширный монастырь, еще отчасти уцелевший. Колокольня и высокие своды его пространной церкви свидетельствуют о прежнем величии святилища, основанного во времена рыцарских королей. По правую сторону алтаря обрушенными ступенями с трудом можно спуститься в мрачное подземелье. Это, по преданиям, нижняя часть жилища праведных родителей, и на каменной плите, утвержденной в самом углу, указывают место рождения Св. Девы.

В столь убогом приюте родилась она, в свою череду родившая в вертепе Бога. Какое уничижение в началах евангельских, которых конец одесную Отца! Почти все великие таинства произошли в вертепах, и когда восторжествовавшие христиане с мирской гордостью созидали великолепнейшие храмы над Святыми местами, они принуждены были глубоко сходить в недра земли, чтобы поклоняться там памяти дивных событий, и земля сия сохранила в скалах своих вверенную ей святыню, которой не могли бы защитить храмы, разрушаемые временем и людьми. Немного шагов отделяют колыбель Марии у ворот Иерусалимских от ее могилы в Гефсимании, и какое поприще суждено ей было протечь между ними! – на земле быть девственной матерью Бога, на небесах воссесть на ангельском престоле, и сии две отчизны примирить своим младенцем!

Крестный путь

Следуя по той же улице и пройдя под сводами обрушенной башни, воздвигнутой Иродом в честь Марка Антония, видишь с левой стороны, во внешней стене мусселимова дома, нижнюю широкую ступень полукруглого крыльца; остальные ступени перенесены были в Рим вместе с помостом Пилатова судилища. На обширном дворе есть еще обломки здания сего и остатки церкви, основанной над преторием, где возложили терновый венец на главу Царя Иудейского, где биения и поругания ознаменовали начало страсти. Городская темница, в которую не раз ввергаемы были апостолы, и теперь стоит против сего крыльца, из темницы обращенная в церковь, из церкви в конюшню градоначальника. Случай странный! – серай мусселима на месте дворца Пилатова! как будто бы место сие навсегда было определено чуждым наместникам для совершения неправедных судов их, там, где кровью Святого навеки запечатлелась неправда и где игемон равнодушно спросил: «Что есть истина?». Все изгладилось, все изменилось в Иерусалиме, кроме самого назначения мест.