Путешествие на абсолютный полдень

Из-за трех дней, связанных с организацией похорон и с самими похоронами, Дин пропустил в Ман Мираре серьезное событие. Эту встречу на все лады обсуждали в секретарской комнате, общей на первом этаже для секретарей государя, кира Хагиннора и самого Дина. Говорили, приезжал кир Хагиннор, в очень плохом настроении, хотел, по своему обыкновению, устроить государю трепку и разнос, но закончилось все неожиданно спокойно. Сначала государь стоял перед своим отцом на коленях и просил прощения, а потом добрую половину стражи они говорили в оранжерее, кир Хагиннор сидел на плетеной лавке, а государь на скамеечке для ног, положив отцу голову на колени. Кир Хагиннор гладил сына по растрепанным коротким волосам и тайком промокал краями рукавов глаза. Как, когда и о чем государь разговаривал с собственным сыном, никому было неизвестно, но они тоже помирились.

На следующий день после похорон Дин приехал в Ман Мирар, однако работать у него не получилось. Единственное, что он мог делать в кабинете – лежать лицом в стол. Еще и секретари из лучших побуждений совершили глупейшую бестактность. С порога выложили ему все, что без него тут было. Он наслушался рассказов про идиллию в императорской семье, потом сам сидел в той самой оранжерее, представлял, как всем, кроме него, стало хорошо, спокойно и дружно, и дрожал от зависти и горя. В его семье не с кем было поговорить, кроме давно потерявшей покой и здоровье жены. Некого было гладить по волосам, некому положить на колени свою голову. К нему даже в Ман Мираре никто не подходил. К Первому министру просто так не сунешься. Мало ли, ты к нему с сочувствием, а он тебя уволит. И к государю жаловаться на жизнь не пошел. Помнил по примеру самого государя, как нехорошо это, жалко, и как стыдно потом – в чужой рукав рыдать. Просто сидел на скамье под деревом и надеялся, что переболит.

Глава 28

* * *

Надо было с самого начала себе признаться: Лал не рассчитал. Ни свои возможности, ни способности Амрая. У них с Донгом это называлось «заняться добрым делом». Лал опасался, что, если заняться добрым делом с Амраем, просто чтобы сгладить собственное чувство потери от прежних отношений и всей прежней жизни, которую ему в один день отменили, как никому не нужную, Амраю это повредит голову, и он окончательно сорвется в водоворот противоречий. Поэтому Лал и не торопился с добрыми делами. Вышло немного не так. Амрай сам с собой договорился просто и легко. Как у него получится не врать в обстоятельствах, которые предполагают скрывать часть информации, Лал не знал, но выбор был не его. Хочет – пусть пытается. Зато теперь Лал не мог договориться с собой.

Перед ним был не идеальный вдоль и поперек Добрый Хозяин, показательно деликатный, подчеркнуто великодушный, нечеловечески сильный, но, при всем этом, постоянно копавшийся у него в мозгах и жестко державший его под контролем. С которым того и этого нельзя, а за простую мысль можно получить такой взгляд, от которого впору прятаться под кроватью или начинать кусаться до крови. И с которым страшно было по-настоящему открыться даже на долю секунды, даже в моменты самой откровенной близости. Лал не знал, зачем это Хозяину, поэтому боялся его и злился. Возможно, они боялись и не доверяли друг другу в равной степени, потому и не сложилось ни дружбы, ни настоящего доверия, ни более глубокой привязанности, несмотря на сильный взаимный интерес. В конце концов, это Лал прилетел к Хозяину с ядом и с намерением убить. Тот имел право опасаться. От интереса и зависимости Лал захотел и, в итоге, смог избавиться. Постоянный стресс и необходимость всегда держать любые мысли и чувства под контролем помогли ему освободиться. Сейчас он и делать ничего не собирался, и желания были совершенно противоположными. Никакого страха, только капля холодка за солнечным сплетением, подозрительно похожая на счастье. Никакого контроля, полное доверие. До определенного момента Лал считал, что перед ним чистая книга, которую можно будет написать по своему усмотрению и своему вкусу, стоит только захотеть. Не получилось. Сразу не получилось, с первой попытки. И даже сдаваться было не позорно. Человек внутри оказался настолько красивый, открытый и честный, что переписывать в нем что-то было бы огромной глупостью. А пытаться что-либо менять, направлять, переставлять с места на место собственными не самыми чистыми руками – преступлением. С ним и так было хорошо, без всяких выдумок и дополнений, к которым с другими приходилось прибегать из-за недостатка понимания и взаимного тепла. Нужно было просто прекратить сравнивать. И признать, что Добрый Хозяин игру в сравнения проиграл.