Амрай замедлил шаг и что-то разыскивал в боковых ветвлениях коридоров. Наконец, свернул влево, накинул повод Белой на огрызок подсвеченного плесенью сталагмита и протянул к Лалу руки, чтобы помочь тому спешиться. Проголодавшаяся Белая тут же методично стала объедать со стены светящуюся плесень. Грот, в который Амрай привез Лала, носил отпечаток человеческого вмешательства в дела природы. Вход в него был выровнен до прямоугольного. Внутри несколько ступеней вели вверх, посередине лежал большой плоский камень с изголовьем, а из теплого источника, желоб для которого был пробит в стене, вода текла в большую круглую купель и отводилась потом в аккуратный сток у стены. Камень на полу был теплым. На высеченных в стене полках стояли ряды мутно-прозрачных сосудов, внутри которых или помещались растаявшие свечи, или были сделаны фитили под масло, хотя бледного света от пятен мха на потолке и стенах хватало и без искусственных дополнений.
Амрай внес внутрь седельные сумки, седло, развернул на камне с изголовьем одеяла, зажег несколько свечей.
– Я привяжу лошадь, – сказал он Лалу, – а ты лезь в воду, погрейся.
Вода тоже была теплая, неуловимо солоноватая, с молочным оттенком, непрозрачная и как будто слегка светящаяся. Ради момента, когда Лал забрался в купель и подставил голову под горячую струю, вытекающую из отверстия в скале, стоило неделю ехать по степи, избегая дорог и наземных поселений, не есть, не пить, обрастать дорожный пылью, как броненосец панцирем, терпеть грубость Амрая, не к добру оживившего свои воспоминания о женской груди, и неласковые взгляды монахов, тащиться по темноте и сырости, спотыкаться, биться локтями, коленями и лбом о невидимые в темноте камни и, самое главное, неимоверными усилиями удерживать себя от паники. Оно того стоило. Сейчас время полностью остановилось.
– Отвернись, – Амрай появился рядом и начал расстегивать одежду. – Я тоже залезу.
Лал лениво прикрыл глаза ладонью.
– Я просил отвернуться, – довольно резко повторил Амрай. – Совсем отвернуться. Это на тебя смотреть удовольствие. А на меня – зачем? Из нездорового любопытства?
Лал выполнил просьбу. Вода полилась за край каменной чаши.
– Ты стал совсем злой, эргр Амрай, – сказал Лал. – Такое чудесное, спокойное место, а ты злишься.
– Мне тяжело быть с тобой рядом.
– Не оправдание. Мне тоже бывает рядом с тобой очень тяжело.
– Я же не убегаю. У меня контракт. Скажи, что нужно, я окажу любую помощь.
– Брось. Ты ведешь себя так грубо, что обращаться к тебе за помощью – это последнее, что приходит в голову. А просить тебя не грубить бесполезно. Это в твоем контракте, к сожалению, не прописано.
Амрай пожал плечами, стал расплетать свои длинные белые волосы и, словно гриву водяного, распускать пряди в воде.
– Мое дело предложить, – сказал он. – Ты можешь отказаться.
– А если я из принципа не откажусь? Или из нездорового любопытства? Как далеко распространяются границы твоей помощи?
– В нашем братстве нет ограничений на помощь людям. Все, что попросишь.
– Совсем никаких ограничений?
– Одно есть. Я могу помочь, но мне помощь принимать нельзя. Да ни у кого и не получится... мне помочь.
– Почему. Технически же все возможно. Эрогенные зоны у тебя остались, железы внутри тоже. Пальцев у тебя на один больше, чем думает кир Иуркар. А способ ты знаешь...
– Нет. Я все-таки монах. Глупое понятие «честь» хочу сохранить хотя бы частично. Хоть в чем-то остаться на правильном пути. – По быстроте и твердости ответа было понятно, что тема неоднократно Амраем обдумывалась и здесь он в своей позиции не сомневается. В отличие от тысячи других ситуаций, в которых не знает, как себя вести, поэтому прячется за грубостью и высокомерием. – Зачем ты сейчас говоришь об этом? Смеешься надо мной? Хочешь, чтобы я, такой большой и серьезный, опять заплакал, потому что это забавно? Или чтобы нагрубил тебе не по мелочи, а всерьез?
– Мне кажется, Амрай, ты не вполне честен. Ты сам не то провоцируешь меня, не то нарочно подставляешься, чтобы тебя жалели. Ты запутался и не делаешь правильно то, что хочется, как учил меня. А я просто ищу к тебе подход.
– Зачем