Пещеры по мере удаления от города вглубь горы становились только огромнее. На въезде в подземное царство ни застав, ни намека на охрану не было. Они скорым шагом прошли гигантский пещерный зал, посередине которого среди мисок с подношениями сидел божок, а по краю бежал и пропадал под скалой ручей, вдоль русла тянулась череда промоин – природных гротов. В некоторых друг на друге стояли ящики, напоминавшие гробы. Из гротов пахло плесенью и тленом. Сверху через расположенные на равном расстоянии отверстия в пещеру попадал солнечный свет. По стенам сочилась влага, оставляя рыжие, коричневые и черно-зеленые потеки. Под ногами чавкала размокшая глина. От взвешенной в воздухе влаги быстро стала сырой и тяжелой одежда. Амрай уверенно и быстро шагал вперед, ведя Белую в поводу. Лалу предоставлена была полная свобода идти, не идти, оступиться, упасть, потеряться, заблудиться, отстать и не догнать, провалиться в колодец с переливающимися внутри кристаллами льда и вообще делать все, что угодно. Потому что Амрай не оборачивался. Лалу было, мягко говоря, не по себе. Чем глубже уходил туннель в гору, тем становилось холоднее. Отверстия сверху мельчали, пропадали в вышине и давали меньше света, да и солнце скоро должно было зайти, хоть северный день и тянулся бесконечно долго.
Кутаясь в грубую монастырскую робу, в которой под летним солнцем было жарко, а в пещере сыро и холодно, Лал уже думал всякое. И то, что первоначальное «для помощи человеку не нужно уточнение, почему», и дальнейшее откровение «я забыл, как это бывает» с поиском потерянных воспоминаний за вырезом платья были весьма обманчивыми характеристиками личности. Зря Лал не обратил внимание на их противоречивость. Кто такой эргр Амрай на самом деле? Что у него на уме? Он вообще помнит, что он идет не один и не по своим делам, что у Лала на него контракт?.. Становилось совсем уж темно. Амрай шагал, как заведенный и доверяла безоговорочно ему только Белая, чей светлый хвост сейчас оставался для Лала единственным ориентиром в сгущающейся тьме. Наконец, когда в темноте уже и хвост Белой стал почти неразличим, терпение Лала лопнуло и он окликнул:
– Эргр Амрай!
Белая встала, словно ее вкопали. Лал на ощупь прошел вдоль ее теплого бока и вцепился Амраю в руку.
– Ты же не видишь в темноте, я забыл, – проговорил Амрай каким-то странным голосом. – Полезай на лошадь, только ляг ей на шею, а то ударишься где-нибудь головой. Не беспокойся, недалеко осталось.
Тем не менее, это «недалеко» растянулось еще часа на три быстрого шага. В абсолютной тьме, но, при этом, среди самых разнообразных звуков. Текла, плескалась, журчала, капала вода. Шорохи и шелест шли сверху, и время от времени налетал ветер, словно прямо над головой проносится птичья стая. Пищали и посвистывали мелкие животные, изредка что-то грохотало, падало или топало с той или другой стороны. В конце концов Лалу стало мерещиться, что он видит свет. Что светятся стены и потолок. И что становится теплее. Под копытами Белой перестала чавкать глина. Случайно задетая стена не оставляла на ладони мокрого грязного следа, зато оставляла слабый светящийся. И Лал понял, что свет ему не мерещится. Слегка заметная разноцветная плесень, покрывавшая стены – желтая, розовая, зеленоватая – действительно слабо светилась. Поначалу она была лишь тонким налетом на стенах, дающим едва заметный оттенок света. Потом начала расти пучками и, наконец, стали встречаться роскошные светящиеся бороды настоящего мха, свисающие с потолка пещер и вдоль стен коридоров. В лицо временами дул ощутимо теплый воздух, словно внутри пещеры прогревалась огромная печь. Бороды светящегося мха качались в теплом ветре, переливаясь и сбрасывая вниз сверкающий мусор. Света вокруг становилось много, причем, света живого. Кроме плесени и мхов светились разнообразные грибы, в основном, холодные зеленые, но иногда радужные, они образовывали на ровных поверхностях концентрические круги. Какие-то тонкие изломанные веточки, плетущиеся по стенам, сияли неподдельным золотом. Хищные рубиновые цветы ловили светящихся жуков, лимонно-желтый мохнатый паук с кулак размером поджидал добычу на посеребренном паутиной каменном выступе, в озерце со слабо флюоресцирующей водой резвились и подскакивали блестящие голубые рыбы.