Путешествие на юг

Х м а р о в. Прекрасно. (Забирает трубку.) Федор Петрович, жду вас вместе с Кириллом Васильевичем через двадцать минут. (Кладет трубку. Вере Петровне, торжественно, словно делясь откровением.) Профессор едет на Валдай на машине! Всю ночь за рулем! В поисках ассистентки он бежит на пляж. И вдруг встречается с академиком. Прорывается давняя неприязнь. Академик публично оскорбляет профессора, обвиняет в бездарности. И тогда она бросается на академика, аки львица, защищает детеныша. Она знает: разумнее промолчать, это может стоить карьеры. Но она не из тех, кто предает. Она лепит слова, как пощечины. И вдруг оборачивается, затылком почуяв беду: у профессора инфаркт. Ну?! Каково?!

В е р а  П е т р о в н а (еще не вполне оправившись от неожиданности). Мне кажется, вам пришла удачная мысль.

Х м а р о в. Удачная? Черта лысого! Великолепная! Элементарный ход, но сюжет обострился, рванулся вперед. (Энергично.) Ах, Хмаров! Ах, молодец! Почему разбросаны книги? И какого черта пижама лежит на столе? (Сгребает с дивана книги, сваливает в угол; скомкав пижаму, швыряет ее в дверь спальной; обнаружив посредине комнаты туфли, зафутболивает их под диван.) Да здравствует порядок! (Скрывается в спальне, говорит оттуда.) Помните, я обещал, что вам будут подносить цветы вязанками? Теперь я обещаю вам приз за лучшую женскую роль. (Входит, он уже сбросил халат, застегивает пояс на брюках, весело.) У меня репутация режиссера мирового класса. Пока они догадаются, что я полное дерьмо, успею схватить еще два-три гран-при. (Взглянул в окно.) Лежат, ханурики, лодыри проклятые! В поте лица станут есть хлеб свой! Они у меня запрыгают. Они запоют! Э, дьявол, до чего замечательный день!

В е р а  П е т р о в н а (упираясь в грудь Хмарова, который пытается привлечь ее в объятия). Вы делаете мне больно.

Х м а р о в (поднимает ее и водружает на письменный стол, окончательно забыв о только что перенесенном кризисе). Вы почти научились преодолевать земное тяготение. Еще два-три усилия — и вы воспарите вместе со мной. Чем выше, тем больше радиус обзора, тем больше факторов, над которыми стоит поразмышлять. Посмотрите, как извивается река, то удаляясь, то приближаясь к озеру. Она стремится к нему, как человеческая мысль к истине. Реки не могут не впадать. (Без перехода.) Знаете, что бы я сделал, будь я современником великого Хмыря? Записал бы все это. Кажется, я изрек значительную мысль. (Словно возвратившись издалека.) Ну, здравствуйте! Проклятое ремесло. Каждый раз преодоление. И каждый раз отчаяние. Пора бы привыкнуть, что они чередуются — падения и взлеты. Но каждый раз глубина отчаяния кажется бездонной. (Любуясь Верой Петровной, которая со своего пьедестала внимательно, словно изучая, наблюдает за ним.) Я не устаю все больше и больше влюбляться в вас. И зря. Мой тип — длинноногие блондинки. Они взаимозаменяемы. Вы уникальны. Куда я притулюсь, если вас не будет возле меня? Почему у вас глаза на мокром месте? Вас посмели обидеть?

В е р а  П е т р о в н а (улыбаясь). Все хорошо.

Х м а р о в. Если посмеют — скажите. Я беспощаден. Обидчика я разрублю на куски. (Скрывается в спальне.) Где бритва? Ага, нашлась.

В е р а  П е т р о в н а (кончиком мизинца стряхнула слезы, глубоко вздохнула, развела руками, словно объясняя невидимому собеседнику, что тому совершенно незачем расстраиваться из-за нее; прислушалась к жужжанию электробритвы, позвала). Послушайте, великий режиссер.

Х м а р о в (из спальни). Что?

В е р а  П е т р о в н а. Нет, ничего, пустяки. Я просто подумала, как хорошо, что здесь есть ласточки и нет летучих мышей, которых тоже надо было бы любить.

6

На следующий день. Летняя веранда кафе рядом со съемочной площадкой. Два столика под яркими зонтами. Телефон-автомат. За одним из столиков — Х м а р о в. В одной руке батон, в другой — бутылка молока.