Путешествие на край тысячелетия

Ты покинута в одиночестве. Паруса
одеяний твоих помертвели.
Ты ушла, вторая жена. Безутешно
плачет муж у твоей постели.
Ты корабль обратила в ложе. И тебе веслом
нога обнаженная стала
Мы ж уходим дорогой темных скитаний.
Да минуют нас бури и скалы.
Драгоценность моя! Ты сейчас
снова становишься мертвым прахом.
Умирают надежды мои. И душа
вновь наполняется страхом.
Не искуплена ты! И голубка твоя
не получила прощенья.
Вот, она возвращается мстительно,
наполняя ядом наши моленья.
Как любовь моя ласкала тебя,
как тайком боготворила!
Прикоснуться к милой ноге
пределом моих мечтаний было.
Даже когда ты отдавалась ему —
я был с вами незримо рядом.
Точно пламенной страсти мечом
разделял вас завистливым взглядом.
Окружает нас серый, угрюмый Верден,
чужой христианский город.
И Танжер далеко. И громовой океан
надвое черною бурей расколот.
Не проси, чтобы я, даже скорбя,
покаялся в этой горькой страсти.
Я тоже плачу, как он, твой муж. Я,
росивший и не удостоенный счастья.
Как трусливо, с поджатым хвостом,
подкралось подлое отлученье!
Точно пес, сторожа свой закон,
рыжий судья пролаял свое решенье,
немедля и навсегда рассечь
ваш двуединый союз с супругом —
твой и первой его жены, что была
тебе и соперницей, и верным другом.
Ты уходишь от нас лабиринтами очищенья,
дорогой далекой, новой.
Кутаясь в наши молитвы, твоя душа
горит, не сгорая, точно куст терновый.
Я же здесь остаюсь, твой вдовец,
жалкий двойник твоего мужа.
Подожди, я пойду тебе вслед! Пусть и меня
вместе с тобой обнимет смертная стужа.

Глава пятая

Уже на следующее утро, приступив к молитвам и увидев, какую глубокую озабоченность вызывает у магрибского купца болезнь молодой свояченицы, укрытой в маленьком доме по соседству, семеро прибывших из Меца евреев начинают догадываться, что речь идет о женщине, почему-то крайне близкой и дорогой его сердцу. Но поскольку они не знают, как истолковать то, о чем догадываются, то им трудно отделаться от подозрения, что они являются свидетелями кровосмесительства и что свояченица купца — в то же время его тайная, горячо любимая наложница. И поэтому они принимаются копать дальше, и, как только им удается развязать язык маленького Шмуэля Эльбаза, им открывается подлинный статус больной, которая оказывается и не свояченицей, и не наложницей, а еще одной женой магрибского купца — хоть и вполне законной, но второй. Но не эта правда лишает их сна и покоя, а прежде всего та ложь, с помощью которой рав Эльбаз заманил их в Верден. И потому, прежде чем приступить к молитве седер га-авода, которую рав Эльбаз намерен вести в ее южной, пространной и пышной версии, составленной великим вавилонским гаоном, они отходят посовещаться на край рощи, к стене расположенного поблизости монастыря, а закончив свое совещание, зовут к себе андалусского обманщика с требованием объяснить, зачем он им солгал. Вначале рав пытается извернуться так, чтобы не открывать им тайну отлучения, наложенного на Бен-Атара, опасаясь, как бы и они не присоединились к своим собратьям в Вормайсе и не покинули бы южан посреди молитвы, вернувшись в Мец вместе с привезенным ими свитком Торы. Но поскольку он не до конца уверен, что могущество отпущений Судного дня достаточно велико, чтобы отпустить грех лжи, которая будет произнесена в самый разгар молитвы, то в конце концов сдается и открывает им истинное положение дел, хотя и весьма кратко, сухо и деловито.