Сломка бросил испуганный взгляд в сторону Михаила Васильевича; но старый учёный, углубившись в созерцание Луны, видимо, ничего не слышал. Тогда, быстро увлекая графа в другой угол каюты, инженер прошептал:
— Несчастный, видно ты совсем не любишь m-lle Елену?
— Как не люблю?!
— Иначе ты не стал бы делать всё возможное, чтобы упасть в глазах Михаила Васильевича.
— Я по понимаю.
— Не удивлялся ли ты сейчас, что на равном расстоянии Земля кажется тебе больше, чем Луна?
— Ну, так что же?
— Как что? Разве ты не знаешь, что объем Луны в сорок девять раз меньше Земли, вокруг которой она обращается…
— …за двадцать восемь с половиною дней, — прервал приятеля граф. — Помню, помню!
— Ну, вот! Запомни еще, что плотность Луны гораздо меньше плотности Земли, составлял всего шесть десятых последней. Вообще Луна — одна из самых легких планет солнечной системы…
Сломка не мог удержаться от улыбки, видя, с каким серьезным видом слушает его Гонтран.
— Ну, теперь будешь помнить? — спросил он, положив руку на плечо друга.
— Постараюсь.
— Ты, конечно, понимаешь, что я рассказываю тебе все эти подробности вовсе не из желания похвастаться своими познаниями, а просто, чтобы предохранить тебя от промахов.
Гонтран поблагодарил инженера крепким пожатием руки.
— Впрочем, по совести, — добавил последний, — я должен бы был, напротив, стараться предостеречь тебя от этого несчастия, называемого женитьбой.
— Опять за старое! — смеясь, проговорил граф.
— Да, я всегда буду повторять то же, — пробормотал г-н Сломка и, засунув руки в карманы, с сердитым видом повернулся к окну.
В это время вагон проходил как раз над мором Паров, почти в двадцати тысячах километров от его поверхности. Затем он миновал цирк Триснеккера и кратер Палласа.
Гонтран, поместившись возле приятеля, последовал его примеру и весь углубился в созерцание развертывавшейся пред ним чудной панорамы.
— Мне кажется, — заговорил он после некоторого молчания, — что все эти горы удивительно высоки для такой небольшой планеты. Я не думаю, чтобы на Земле были такие громадные вершины, хотя она в сорок девять раз больше Луны.
— На этот раз ты совершенно прав, — отвечал Сломка. — Их высота равняется нескольким километрам, и если бы освещение сейчас было боковое, то ты мог бы лучше судить о ней по теням, отбрасываемым вершинами…
Но граф уже не слушал приятеля: он с любопытством смотрел на блестящую точку, видневшуюся в центре громадного белого поля на востоке лунного диска.
— Цирк Аристарха, — заметил инженер, предупреждая вопрос Гонтрана, — один из прекраснейших образцов лунной орографии. А севернее ты можешь заметить его старшего брата, гору Кеплер, расположенную также в средине беловатой равнины, которая вдается полуостровом в океан Бурь… Но эти гиганты — ещё не самые большие из лунных кратеров. Другое дело — та вершина, которую ты видишь там, к северу от Карпатской цепи. Это — цирк Коперника, имеющий в диаметре более 160 километров… Он, стало быть, почти равен всей нашей Богемии.
— Вижу, вижу!.. А что за горы возвышаются около него!
— Это Стадий и Эратосфен.
— Опять философы! По-видимому, все лунные горы имеют крестными или философов, или астрономов?!
Молодой инженер засмеялся.
— Если бы ты внимательно прочел труд твоего однофамильца, знаменитого Фламмариона, "Небесные миры", — то узнал бы, что он сравнивает Луну с кладбищем астрономов. "Там, — говорит он, — их хоронят; когда они покидают землю, их имена вписывают на почве Луны, как эпитафии"… Остроумно, неправда ли?
ГЛАВА XXX
Между тем как оба приятеля беседовали между собой, сидя около окна в нижней части вагона, неутомимый профессор продолжал, оставаясь в обсерватории, наблюдать Луну в телескоп. Вдруг его голова показалась в люке, который вел в верхнюю часть гранаты.
— Победа! — радостно кричал старый ученый, — Победа! Наша скорость возрастает! Через три часа мы пролетим над Тихо…
— Тихо?! — с удивлением переспросил Сломка.
— Ну, да, — повторил Михаил Васильевич, — Тихо… Что же тут удивительного?
— Но ведь путь, по которому мы следуем, ведёт вовсе не к Тихо, а к морям Облаков и Влажности.
— Вы думаете? — с саркастической улыбкой спросил старик, — Ну, нет, вы ошибаетесь! Я только что имел возможность убедиться, что наша дорога идет кругообразно, и мы летим прямо на юг. Час тому назад вагон был над заливом Центра и кратером Гершеля; теперь он летит между Герике и Птоломеем, через цирки Альфонса и Арзашеля…
Говоря это, Михаил Васильевич медленно спускался по лестнице.
— Впрочем, — закончил он, подавая инженеру бинокль, — если не верите, посмотрите сами.
И между тем, как Вячеслав внимательно рассматривал в бинокль очертания лунной почвы, профессор желчно прошептал на ухо графу:
— Всегда такой!.. Этот мальчишка со своими претензиями на ученость просто расстраивает мне нервы!..