– В человеческом сознании постоянно идет борьба концепций, формальных убеждений, теорий и идей. Подобные противоречия нередко ведут к серьезным ошибкам. Когда люди слушают музыку или любуются картиной, они чувствуют прилив энтузиазма и вдохновения. Эмоции эти разнятся от человека к человеку, поскольку зависят от личного мнения и существующих предрассудков. Если мне нравится музыка Моцарта, другим композиторам трудно будет соперничать с ним в моих глазах. Разумеется, тем, кто любит Бетховена, трудно будет понять мои чувства. Иными словами, мои предпочтения заранее находятся на стороне Моцарта, что делает меня невосприимчивым к прочим творениям: Что касается самих художников и музыкантов, то им ничего не стоит превратиться в живую машину, если они будут служить исключительно своему эго, стараться произвести впечатление на публику или удовлетворить личные прихоти – вместо того чтобы творить искусство. Такой человек знает только: «Я пишу», «Я рисую», «Я создаю музыку» – и так далее. В результате он теряет способность к творчеству и превращается в тело без души. Успех и поклонение неимоверно раздувают эго, что бросает тень на ощущение истинной красоты.
Жажда почестей, а также стремление к славе и богатству – не то состояние, которое стимулирует любовь к красоте. В основе подобного умонастроения лежит наша приверженность желаниям. Желания требуют гарантий безопасности, и это наполняет страхом художника или музыканта. Понемногу он создает воображаемую стену, которая отделяет его от прочего мира. Наступает момент, когда красота перестает его радовать. Разумеется, сама красота никуда не исчезает, однако сердце человека теряет свою восприимчивость из-за возникших предубеждений и тяге к обособленности. Вместо того чтобы смотреть на все непредвзято, человек начинает видеть мир сквозь призму собственничества, и в результате все превращается для него в объект желаний. Истинному художнику ведомо только, как творить. Мы же знаем только одно – как получать удовольствие. Мы читаем книгу, слушаем музыку и любуемся картиной, но нам не дано проникнуть в чувства творца. Испытывая желание петь, мы обращаемся к песне. Но, поскольку у нас нет замечательной песни, мы обращаем свои эмоции на певца – и чувствуем растерянность, поскольку не находим между ними прямой связи. В поисках красоты мы обращаем внимание на картину, ну а природное звучание заставляет нас думать о какой-то конкретной песне. Мы ощущаем эти вибрации только через чувства других, сами же ничего не создаем.
– Чтобы творить, нужно обладать талантом или хотя бы одаренностью, – покачал головой профессор Мортимер. – А это дано далеко не каждому.
– Это не так, – возразил Харишчандра. – Каждый может творить даже при отсутствии специального таланта, поскольку творение – это то удивительное состояние, в котором мы не ощущаем влияния своего эго. Творить – вовсе не значит создавать музыку, писать стихи или заниматься живописью. Это значит пребывать в состоянии, в котором можно воспринять
Наши глаза видят красоту, но сердце она не затрагивает, ведь мы заняты погоней за иллюзиями. Порой, вслушиваясь в прекрасную мелодию, мы ощущаем всплеск эмоций. Но чем чаще мы слушаем эту мелодию, в надежде возродить свои ощущения, тем вернее убиваем собственное творение. Настоящий художник – тот, кто обладает большим сердцем, способным повсюду узреть истину и красоту, а вовсе не тот, кто использует искусство в качестве стимула. Настоящий художник творит, поскольку любит красоту, а не потому, что работа приносит ему деньги и славу. Всякий, кто ощущает при виде красоты глубочайшие вибрации, может считаться творцом, поскольку эти чудесные ощущения свидетельствуют о «пробуждении» и единении. Подобные чувства невозможно воссоздать искусственно – они приходят к нам по вдохновению.
– Вы сами испытали это, не так ли? – поинтересовался профессор Мортимер.
– Я распознал это ощущение во время медитации, – сказал Харишчандра, – и с тех пор повсюду вижу красоту. Благодаря полученному откровению я свободен творить множеством способов, из которых мои любимые – музыка, живопись и стихосложение.
– Не могли бы вы сыграть нам что-нибудь из ваших мелодий? – попросил профессор Мортимер.
Харишчандра, улыбнувшись, достал длинную бамбуковую флейту и поднес ее к губам. Время шло, но никто так и не услышал ни звука.
– Скажите, вы играете? – с нетерпением спросил профессор Мортимер. – Нам ничего не слышно.