Путешествие одиннадцатое

После этого инцидента я удвоил осторожность. Время казалось мне не очень удачным для появления в городе — поздняя ночь, пустые улицы, — моя персона могла привлечь к себе нежелательное внимание. Поэтому я прилег в придорожной канаве и терпеливо дожидался рассвета, грызя бисквиты. До следующей ночи у меня не было шансов что-нибудь съесть.

С зарей я пошел в предместье и сразу же увидел на заборе большой, явно старый, размытый дождем плакат. Я подошел к нему.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Властям града нашего ведомо, как погань липнячья

втереться в ряды истинных пышнявцев тщится.

Кто узрит типняка или индевида, заподозрить коего резон есть,

в миг должон алебардуре своей донесть.

Стакиванье всяко с оным либо помочь ему даная,

развинчиванием in saecula saeculorum карано будет.

За липняка голову премий 1000 ферклосов установлен.

Я пошел дальше. Предместья выглядели непривлекательно. Под жалкими полусъеденными ржавчиной бараками сидели кучки роботов, игравших в чет-нечет. Время от времени среди них вспыхивали потасовки, при этом был такой грохот, словно артиллерийским огнем накрыло склад железных бочек. Немного дальше я наткнулся на остановку трамвая. Подошел почти пустой вагон, я в него сел. Вожатый составлял неотделимую часть мотора, его рука была намертво приделана к рычагу. Кондуктор был прикреплен у входа. Он одновременно являлся дверью, а на остановках откатывался в сторону. Я дал ему мелочи из запасов, которыми снабдил меня отдел, и с ужасным скрежетом уселся на скамейку. Доехав до центра, я вышел и зашагал как ни в чем не бывало. На улицах встречалось все больше алебардитов, они по двое, по трое расхаживали серединой улицы. Я заметил прислоненную к стене алебарду, небрежно взял ее и пошел дальше, но мое одиночество могло показаться странным. Воспользовавшись тем, что один из тройки шествующих передо мной стражников завернул в подворотню, чтобы поправить спадающую решетку, я занял покинутое им место в строю. Абсолютное сходство всех роботов было мне очень на руку. Двое моих спутников некоторое время хранили молчание, наконец один заговорил.

— Скоро ль жалованье-то углядим, Бребран? Тошно мне и красиво бы с электрюткой поиграл.

— Что вы, — ответил другой, — сударь, уж тебе служба наша худа, эге!

Так мы обошли весь центр города. Я внимательно ко всему присматривался и заметил по дороге два ресторана, возле которых стоял настоящий лес алебард, прислоненных к стенам. Но я ни о чем не спрашивал. У меня уже изрядно болели ноги, да и душно было в раскалившемся на солнце железном пузыре и в носу свербило от ржавой пыли — я боялся, что чихну, и попробовал немного отстать, но оба мои товарища обернулись.

— Эй, браток! Куды это ты поскакал? Хочешь, чтоб тебе начальство кумпол раздолбало? Психоватый, что ли?

— Отнюдь, — ответил я. — Токо присесть маленько собирался.

— Присесть? Тебе что, дурь катушки пожгла? Когда мы на службе, честные чугунцы!

— А, истинно, — согласился я, и мы снова двинулись вперед.

«Нет, — подумал я, — эта карьера лишена каких-либо перспектив. Нужно браться за дело по-другому».

Мы обошли город еще раз, по пути нас остановил офицер, воскликнув:

— Реферназор!

— Брентакурдвий, — откликнулись мои товарищи.

Я хорошо запомнил пароль и отзыв. Офицер осмотрел нас со всех сторон и приказал выше поднять алебарды.

— Как стоите, балбесы! Печки, а не алебардиты Его Индуктивности! Ровно идти! Нога в ногу! Марш!!!

Эту инспекцию алебардиты оставили без комментариев. Мы потащились дальше под палящим солнцем. Я проклинал минуту, когда добровольно согласился полететь на эту паскудную планету, а тут еще голод начал скручивать мне кишки. Я даже стал опасаться, как бы урчание в животе не выдало меня, и поэтому старался как можно громче скрипеть. Мы проходили мимо ресторана. Я заглянул внутрь. Почти все столики были заняты. Иссиня-вороненые пышнявцы сидели неподвижно, время от времени кто-нибудь из них скрежетал или поворачивал голову, чтобы стеклянными гляделками зыркнуть на улицу. Они ничего не ели, ничего не пили, а словно ждали неизвестно чего. Официант — я узнал его по белому фартуку, который был надет поверх доспехов, — подпирал стенку.

— Можа, и мы присядем тама, — сказал я, чувствуя каждый пузырь на стертых железными башмаками ногах.

— Ты истинно обасурманился! — обрушились на меня мои товарищи. — Ить сиделок нам не приказывали! Ить ходьба повинность наша! He тревожься, уж те-то фортелям липнячьим потрафят, кады придет, да возжаждет супа или похлебки, вражу натуру проявит!!!

Ничего из их слов не поняв, я послушно поплелся дальше. Понемногу я начал закипать. Наконец мы направились к большому зданию из красного кирпича, на котором висела окованная железом таблица:

КАЗАРМЫ АЛЕБАРДИТОВ

ЕВО ПРЕСВЕТЛОЙ ИНДУКТИВНОСТИ

КАЛЬКУЛЯТРИЦИЯ ПЕРВОГО