Английский генерал, начавший военные действия у Суэцкого канала, заявил корреспонденту: «У египтян больше танков, чем мы предполагали». Но, по-видимому, дело не только в танках. Генерал натолкнулся на сопротивление египетского народа, и это главное. Нападающие ожидали, что завоевание Египта окажется совсем нетрудным делом, чем-то вроде прогулки на самолетах. Они воображали, что современной техникой и смертоносными бомбами запугают потомков фараонов, вызовут среди них панику и деморализуют, после чего под прикрытием танков и самолетов войска ее величества легким шагом с высоко поднятой головой прошагают от Суэцкого канала до Каира. Но вдруг на них посыпались колотушки.
Тем не менее будь Египет одинок, самое тяжелое ждало бы его еще впереди. Но к Египту со всех сторон потянулись дружеские руки. Сирия взорвала нефтепровод и объявила мобилизацию. Индия осудила нападение на Египет. Двести пятьдесят тысяч китайских добровольцев вызвались прийти ему на помощь. Но самый решительный шаг предпринял Советский Союз, заявив правительству Англии, что не допустит порабощения Египта. Египетская газета писала по поводу прекращения боев: «Страх перед русскими — начало мудрости».
В то утро, когда людям вновь улыбнулась мирная жизнь, Петер шел по улицам и смотрел вокруг. У входа в парк, рядом с технической школой, сидели на корточках трое мужчин в белых галабиях; молодой читал газету двум старикам, потом все трое стали обсуждать прочитанное. Чуть дальше, на обочине тротуара, беседовали двое полицейских в белой форме. Один из них сидел на велосипеде, правой ногой опершись на тротуар, левой — на педаль. В одной руке он держал большой букет красных роз, в другой — бутерброд. Он как раз откусил от бутерброда, когда его глаза встретились со взглядом Петера. Оба засмеялись, и белые зубы сверкнули на темном лице полицейского-велосипедиста с розами и хлебом в руках.
Дальше, перед лавкой зеленщика, рядом с повозкой, запряженной ослом, стоял феллах, очевидно из пригорода Каира. Он сгружал и относил в лавку умело уложенные заботливой рукой цветную капусту, морковь-каротель, свеклу, салат, искусно связанный в пучки, мешки с луком.
По улицам шли переполненные трамваи и автобусы, на подножках гроздьями висели люди, но никто не толкался и не ворчал; каждый имел право ехать, даже если мест как будто больше не было; двигались автомобили ярких окрасок, темные, с белой окантовкой такси, мотоциклы с колясками, низкие мопеды, повозки, запряженные лошадьми или ослами, велосипеды, а между ними сновали пешеходы, которым не терпелось перейти улицу.
У края тротуара сидел на корточках мальчик лет пятнадцати. Он вынимал из мешка маленькие очень сочные и вкусные лимоны, раскладывал их по величине в плоские корзины. Недалеко от него возле корзин с яйцами примостилась женщина, закутанная в длинный черный платок. Несколько мужчин в галабиях, сидя на корточках, степенно попивали кофе с молоком. Сквозь бурлящую толпу пробирался паренек, балансируя подносом, на котором стояло штук десять стаканов с тем же напитком. Шофер такси затормозил возле Петера и жестом предложил ему сесть в машину.
Двери магазинов были широко раскрыты, прилавки и витрины ломились от товаров. Чего здесь только не было: мясо и хлеб, апельсины, финики и бананы, самые разнообразные овощи, консервы в жестяных банках, вина и ликеры, водка и виски, сельтерская и пиво! У входа в сад, возле высокого белого дома, полускрытый зеленью, под пальмой сидел старик перед грудой розовых и красных роз и вязал их в букеты.
Наступила мирная жизнь.
Англичане стреляют в женщин
На одной из главных улиц Каира стояло прямоугольное здание, отделенное от тротуара низкой каменной оградой с высокой железной решеткой. Широкие ворота в середине ограды охранялись военными и штатскими. Это было одно из немногих зданий столицы, куда нельзя было войти без специального пропуска. В чьем распоряжении находится все здание, Петер так и не узнал. Однажды он спросил у ворот, где помещается бюро цензуры, и какой-то пожилой человек в темной галабии поднял его на лифте на четвертый этаж и долго водил там по коридорам и переходам. Человек, перебиравший нитку деревянных бус, похожих на четки, — эта привычка очень распространена среди египтян, — был очень любезен и услужлив, он улыбался и кивал иностранцу, но исподтишка не переставал наблюдать за ним. В конце концов он привел Петера в коридор, где через открытые двери были видны комнаты со множеством пишущих машинок и большой зал с огромным клапанным коммутатором телефонной станции. Некоторые из сидевших там египтянок хорошо говорили по-немецки.
Теперь Петер назвал водителю такси улицу, где находилось это здание. Водитель остановил машину не у ворот, как просил Петер, а у начала ограды и заявил, что дальше ехать нельзя.
Выйдя из машины, Петер понял, что его, иностранца, водитель подвез непосредственно к караулу. К Петеру немедленно приблизился часовой и потребовал документы.
— Инглезе? — спросил он.
— Нет, — ответил Петер, — аллемани, аллемани шарки[55]
.