Кто знает, что скрывалось за этой сценой? Может быть, «несимпатичный сосед» был фанатиком и ненавидел всех иноверцев. А может быть, он считал себя вправе предполагать, что человек иудейского вероисповедания симпатизирует агрессорам. Кто знает? Через закрытую дверь слышно было, как на улице бранились, затем замолчали, словно прислушиваясь, и снова разразились руганью. В лавке теперь не раздавалось ни звука, тьма была кромешная. Петеру казалось, что наступило одно из тех напряженных мгновений, когда одно слово может вызвать взрыв.
— Мне бы хотелось уйти, — сказал Петер, — если вы можете открыть дверь.
— Конечно, — не задумываясь, ответил хозяин, — но я бы не советовал. Куда вам надо?
Петер назвал улицу.
— Вам придется пересечь улицу 26 Июля, а во время тревоги это запрещено. Но если хотите, попробуйте.
Петер поблагодарил и вышел на тротуар. Было так темно, что он ничего не видел — ни улицы, ни тротуара, и и домов, никого из тех, кто еще недавно кричал, а теперь где-то застыл в безмолвии. Петер посмотрел на звезды; разглядев на фоне неба края крыш, сообразил, и каком направлении ему надо двигаться, и пошел, ногами нащупывая дорогу. Кругом по-прежнему не раздавалось ни звука, но Петер чувствовал всем своим телом, что проходит мимо людей, сидящих на корточках или стоящих, хотя не слышал ни шепота, ни даже кашля. Воздух словно дрожал, насыщенный молчаливой ненавистью к коварным убийцам, которые бороздили небо над Каиром.
Ощупью, шаркая ногами, прислушиваясь, Петер дошел до проезжей части улицы 26 Июля, куда падал слабый свет звезд. Оп услышал бегущие шаги. Две тени очутились перед ним и хриплыми голосами заговорили по-арабски. Петер ответил, тоже по-арабски, что он немец из Восточной Германии, и назвал улицу, на которую хотел попасть. Один взял его за локоть, перевел через дорогу, а на другой стороне предупредил перед началом тротуара, чтобы он не споткнулся о его край и не упал. Затем пожал ему локоть на прощание и ушел, а Петер один продолжал свой путь.
Египет им не достанется
В пять часов утра Петера разбудил сильный орудийный огонь. Он подошел к окну. Над Каиром была ночь. Нил напоминал темную, слегка поблескивающую ленту. Больше ничего не было видно.
Около восьми снова была объявлена тревога, и с плоских крыш соседних домов начали стрелять зенитки. На крышах других домов стояли люди и следили за белыми облачками разрывов в небе.
Газеты печатали скудные сообщения о военных действиях. Каирская радиостанция молчала. Ходили слухи, что в нее попала бомба. Накануне Петер довольно долго пробыл в радиокомитете, беседовал с его руководителями и авторами радиопередач, изучал самые передачи. Один из работников радио — в свое время он учился в одном из берлинских институтов — обсуждал с Петером возможность передачи репортажей в Берлин. Кто-то посоветовал действовать через радиокомпанию «Маркони», которая осуществляла радиосвязь египетской столицы со всем миром. Многие сотрудники обещали помочь Петеру; он должен был созвониться с ними на следующий день.
Но теперь молчали и телефоны: ни служебные, ни домашние не отвечали. Здание радиокомитета охранялось, и без специального пропуска в него нельзя было войти.
В полдень Петер встретился с Ахмедом в гостинице на берегу Нила, чтобы вместе пообедать. Подали только холодные закуски: из-за непрерывных тревог кухня не работала. На этот раз бомба упала где-то поблизости, и дрожали окна, весь дом сотрясся. У немногих еще оставшихся в гостинице постояльцев было испуганное или напряженно-непроницаемое выражение лица. Некоторые сидели в холле рядом со своим багажом. Стройная женщина с выражением безмерной усталости спросила своего мужа по-немецки: «Неужели нет никакой другой возможности?» Он слегка пожал плечами в ответ, вышел на террасу и посмотрел на улицу. Там накопились только египтяне, многие из них страстно жестикулировали. Все были явно напуганы, и наблюдавшему за ними немцу стало не по себе. Он вернулся в холл, тоже уселся возле своих чемоданов и стал ждать с вином человека, который знает, что ему угрожает опасность, но ничего не может сделать.
— Сегодня выступал президент, — сказал Ахмед. — Египет будет защищаться до последней капли крови, оказал он. Если понадобится, он сам будет драться на улицах Каира.
— Неужели дела обстоят так плохо?
— Чтобы покорить нашу страну, им придется уничтожить двадцать три миллиона египтян. Враги воображали, что стоит им только начать войну, и народ восстанет против правительства. Смешно! За исключением предателей, против империалистов все, начиная с коммунистов и кончая консерваторами. Многие — коммунисты и другие прогрессивно настроенные люди — с удвоенной энергией борются против всякой зависимости, навязанной извне. Здесь бессильны какие бы то ни было полицейские меры.
— «Полицейские меры», — с горечью повторил Петер.