Иногда нам казалось, что они считают нас колдунами: на различные наши вопросы они отвечали с видимым беспокойством, хотя и вежливо. Когда мы пытались срисовать их с натуры, они, похоже, думали, что рука чертит магические знаки, и отказывались отвечать на наши просьбы, давая понять, что это плохо.
Лишь с большим трудом и благодаря величайшему терпению мсье Лаво, главному врачу «Астролябии», удалось составить словари языка орочей и битчей. Даже наши подарки не могли победить их предрассудки в этом отношении. Часто они принимали их с отвращением и иногда упрямо отказывались от них.
Порой мне казалось, что они, возможно, желали большей чуткости с нашей стороны, когда мы делали им подарки. Чтобы проверить обоснованность этого предположения, я пришел в одну из хижин и, после того как ко мне подвели двоих детей трех-четырех лет и я немного приласкал их, я подарил им кусок розовой нанки, которую принес в кармане. Я увидел самую живую радость на лицах всей семьи и убежден, что они отказались бы от подарка, если бы я предложил его им напрямую. Муж вышел из хижины и вскоре вернулся с лучшим из своих псов, умоляя меня принять его. Я отказывался, пытаясь объяснить ему, что пес будет полезнее ему самому, чем мне, однако он настаивал. Увидев, что его уговоры безуспешны, он подвел двоих детей, которым я подарил нанку, и положил их ручки на спину пса, давая мне понять, что я не должен отказывать детям.
Подобная утонченность манер возможна лишь в среде очень развитого народа. Я полагаю, что ни один из тех народов, которые не занимаются ни земледелием, ни скотоводством, не может превзойти их в цивилизованности.
Я должен отметить, что собаки — их самое ценное достояние. Они запрягают их в маленькие и легкие сани, очень искусно изготовленные, точно так же, как это делают камчадалы. Эти собаки из породы лаек крепки, хотя и среднего размера. Они очень послушны и ласковы и словно переняли характер своих хозяев, тогда как псы гавани Французов, намного меньше, но той же породы, — злые и дикие. Пес из Гавани, который провел несколько месяцев у нас на борту, валялся в крови, когда мы убивали зверя или овцу, подкрадывался к птице, словно лиса, и более проявлял повадки волка, чем домашней собаки. Однажды ночью при сильном волнении он свалился в море — возможно, его столкнул какой-нибудь моряк, паек которого он утащил.
Пришельцы, четыре пироги которых были пришвартованы к берегу возле деревни, возбудили наше любопытство, как и страна битчей, находящаяся к югу от залива Де-Кастри. Мы привлекли все свои способности, чтобы расспросить их о географии их земли. На листе бумаги мы начертили побережье Татарии, реку Сахалин и остров того же имени, который они называют
Они взяли карандаш из наших рук и соединили остров и континент чертой. После этого они вытащили свою пирогу на песок и показали нам, что после выхода из устья реки им пришлось тащить подобным образом свои лодки по песчаной отмели, которая соединяет остров и континент и которую они только что изобразили. Затем они сорвали со дна моря водоросли, которыми, как я уже говорил, полон этот залив, и положили их на песок, показывая нам, что эти же водоросли покрывали отмель, которую они пересекли.
Это сообщение пришельцев из устья реки Сахалин, вполне согласующееся с тем, что мы видели сами, когда были вынуждены остановиться на шести саженях, не оставляло места ни малейшим сомнениям. Чтобы примирить их свидетельство с утверждениями обитателей залива Де-Лангля, нужно лишь предположить, что во время прилива в нескольких местах этой отмели остаются проходы глубиной три-четыре фута — вполне достаточной, чтобы там могли пройти их пироги. Поскольку это все равно оставалось очень интересным вопросом, ответ на который я так и не увидел собственными глазами, я сошел на берег на следующий день и еще раз беседовал с ними посредством знаков. Итог был тот же самый.
Наконец, мы с мсье де Ланглем поручили моему судовому врачу мсье Лаво, который очень быстро схватывал иностранные языки, произвести новые изыскания. Он удостоверился, что битчи неизменны в своем свидетельстве, и я тогда отказался от плана, который вынашивал, об отправлении своего баркаса к крайней точке залива, которая должна была находиться не далее чем в десяти-двенадцати лье от нас.