Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»

В восемь часов сорок пять минут отлив сменился приливом[93]. Бурунов более не было, лишь сильное волнение. Я посчитал своим долгом продолжить поиски среди валов, следуя за направлением прекратившегося отлива. Мои вторые поиски были так же неудачны, как и первые. В девять часов я увидел, что прилив идет от зюйд-оста, при том что у меня нет ни провизии, ни якоря, ни парусов и моя команда промокла и страдает от холода. Я опасался, что не смогу вернуться в бухту, если прилив усилится. Кроме того, я видел, что нас уже с силой несет на норд-ост, что препятствовало движению на юг для продолжения поисков. Поэтому я вернулся в бухту и взял курс на север.

Пролив уже почти закрылся у восточной оконечности. Буруны были у двух оконечностей пролива, однако посередине было спокойно. Наконец я преодолел этот проход ближе к оконечности по левому борту, где индейцы, которых я принял за французов, подавали мне сигналы. Они объяснили мне посредством жестов, что видели, как перевернулись две наши лодки. Не увидев баркаса „Астролябии”, я был почти уверен в судьбе мсье де Маршенвиля, которого знал слишком хорошо, чтобы предполагать, что он мог задуматься о бесполезности опасности, которой намеревался подвергнуть себя.

Впрочем, мы всегда склонны надеяться, поэтому я думал о том, что еще, возможно, встречу его на борту нашего корабля, куда он мог прийти за помощью. Моими первыми словами, когда я поднялся на борт, были: „Есть ли новости о мсье де Маршенвиле?” Ответ „Нет” стал для меня подтверждением его гибели.

Изложив все эти подробности, я считаю, что должен объяснить мотивы поведения мсье Д’Эскюра. Невозможно, чтобы он помышлял о том, чтобы войти в пролив. Он хотел лишь подойти к нему. Ему показалось, что расстояние, которое отделяло его от пролива, достаточно, чтобы оставить нас вне опасности. Об этом расстоянии он имел ложное представление, как и я, а также восемнадцать других человек в двух наших шлюпках. Я не берусь судить, насколько простительна эта ошибка или почему нельзя было определить силу течения. Это можно было бы понять в том смысле, что я пытаюсь оправдать самого себя. Ибо, повторяю, я посчитал, что расстояние было более чем достаточным, и даже вид берега, с большой скоростью удаляющегося на север, вызвал во мне лишь удивление.

Не желая перечислять все причины, которые могли вызвать нашу пагубную самоуверенность, я должен лишь отметить, что в день нашего прибытия в эту бухту наши шлюпки в течение более чем двух часов промеряли глубины в проходе во всех направлениях и не испытали действия какого-либо течения. Впрочем, когда наши фрегаты впервые заходили в пролив, их относило прочь течение отлива, однако это было вызвано слабостью бриза, потому что в то же самое время наши шлюпки с большой легкостью сопротивлялись отливу. Наконец, 11 июля, в день полнолуния, два наших товарища и еще несколько офицеров промеряли глубины в этом проливе. Они вышли из него с отливом и вошли в него с приливом. Они не отметили ничего, что могло бы предвещать малейшую опасность, особенно для хорошо укомплектованных шлюпок. Таким образом, следует заключить, что 13 июля непредвиденные причины придали дополнительную силу течению — такие, например, как чрезмерное таяние снега или крепкие ветра, которые не проникали в бухту, однако, несомненно, вызвали сильное волнение на взморье.

Индейцы-тлинкиты в гавани Французов.

^{Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза».}

^1800 г.

Мсье де Маршенвиль находился в четверти лье от пролива, когда меня понесло туда. С тех пор я более не видел его, однако все, кто был знаком с ним, убеждены, что его благородный и смелый характер заставил его действовать. Когда он увидел две наши шлюпки посреди бурунов, не зная, что нас отнесло туда течением, он, вероятно, подумал, что либо якорный трос порван, либо потеряны весла. В тот же миг он, должно быть, направился к ближайшим бурунам. Увидев, как мы сражаемся с валами, он послушался своей смелости и попытался пересечь буруны, чтобы прийти нам на помощь или погибнуть вместе с нами. Подобная смерть, несомненно, покрыла его славой. Но сколь тяжело тому, кто избег опасности, сознавать, что он навсегда лишен надежды снова увидеть своих товарищей или кого-либо из тех героев, кто пожертвовал собой, чтобы спасти его!

Невозможно, чтобы я умышленно опустил какое-нибудь существенное обстоятельство или исказил те, которые сообщил. Мсье Мутон, лейтенант фрегата, второй по званию в моей шлюпке, исправит мои ошибки, если окажется, что память в чем-либо подвела меня. Его стойкость, а также стойкость старшины и гребцов шлюпки немало способствовали нашему спасению. Все мои приказы исполнялись посреди бурунов с такой же точностью, как и в самых обычных условиях.

Подпись: Бутен».