В это же время меня посетила моя следующая любовь. Ею стал молоденький артист папиного театра Володя Крицкий. Он был полной противоположностью Безродному. Мягкий, добрый, безвольный, любитель выпивки и тусовок. Высокий и тощий, довольно пластичный, лёгкий и весёлый. Путь к моему сердцу он нашёл «через желудок». Я всегда отличалась, по словам моего брата, «взволнованным отношением к еде». Вся семья Крицкого во главе с бабушкой, обожавшей внука, а заодно и меня, жили в деревне под Витебском и имели своё хозяйство. Меня они принимали по-царски! Домашняя колбаса, свежие яйца, солёные огурчики своего производства, жареные грибы – вся эта деревенская снедь вызывала во мне сильнейший интерес. Поездки с Крицким в деревню превращались в праздники! Праздниками были и все театральные тусовки: отмечание премьер, ночные «выпивоны» после спектаклей в гримёрках, актёрские компашки у кого-нибудь дома. Крицкий периодически напивался, я с ним ссорилась, иногда ревновала. Делилась в письмах к саратовским подружкам своими переживаниями, чаще всего предельно непоследовательными: «Крицкий – негодяй! Никогда больше…», через неделю: «Мы с Крицким пошли…» И так всё время. Свидетелями наших взаимоотношений были актёры театра и, в первую очередь, юная Света Окружная, ныне звезда белорусского театра, а тогда только недавно принятая в труппу и сыгравшая вместе с Крицким в «Московских каникулах» (моя первая проба пера в местной газете «Витебский рабочий»).