Путешествие Сократеса

соперничали за каждый снисходительный жест, на что Закольев

был не слишком щедр, отчего его приспешники старались еще

больше. Эта неприкрытая услужливость вызывала в Сергее

отвращение, но он отмалчивался, стараясь держаться от грубияна

подальше, что тоже не ускользнуло от Закольева.

Закольев внушал страх не только грубостью, но еще и

непредсказуемостью своей натуры. Еще минуту назад спокойный,

он в следующее мгновение мог бушевать, по самому

незначительному поводу или вообще без повода. Как-то он

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГОРЬКОЕ И СЛАДКОЕ

41

подружился с одним казарменным тихоней, пару раз даже

заступился за него, а затем избил несчастного мальчугана так, как

тому никогда не доставалось от его прежних мучителей.

Всех в школе, будь то кадеты или воспитатели, Закольев

воспринимал или как своих подчиненных, или как помеху на своем

пути. И к каждому относился соответственно. Наблюдательный от

природы, он видел слабые стороны тех, кто был значительно выше

его по возрасту или положению. Ему не составляло труда

обманывать тех, кто был старше и сильнее, или манипулировать

ими. Остальным же следовало самим стать марионетками в его

руках.

Сергей и сам толком не мог сказать себе, чем он заслужил

враждебность Закольева. Возможно, того настораживала

независимость Сергея, хотя он, как мог, старался держаться в

стороне и от самого Закольева, и от его дружков. Тем более он не

хотел провоцировать его на открытое столкновение, прекрасно

представляя, что за этим последует. В школе и без Закольева

хватало задир, каждый третий из «стариков» был не прочь при

случае дать подзатыльник или поколотить кадета помладше и

послабее. Но такого, как Закольев, не было.

Андрей же постепенно превратился в «шестерку» Закольева, как

говорили в казарме. Словно верный пес, он заглядывал в глаза

своему хозяину, стараясь угадать, ждет ли его дружеская трепка

или жестокая порка. Сергею, впрочем, тоже было несладко. Если

словесных оскорблений За- кольеву казалось недостаточно, от него

всегда можно было ждать пинка или затрещины. Порой Сергея так

и подмывало стукнуть его в ответ, но он только закрывался, зная,

что против закольевских кулачищ его хватит ненадолго.

От его взгляда не ускользало и то, что Закольев устанавливал свои

порядки, но под пристальным взглядом воспитателя следовал

школьным правилам. Тогда он напускал на себя личину

покорности, но лишь до тех пор, пока воспитатель был неподалеку.

Как-то раз озверелый Закольев сбил с ног и принялся пинать

одного кадета, как вдруг неожиданно из-за угла появились два

воспитателя. Тогда он, скорчив жалостливую мину, наклонился

над избитым: «Вот бедняга... надо же, ногу .подвернул... дай-ка я

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГОРЬКОЕ И СЛАДКОЕ

42

тебе помогу встать, дружище!» А тот не осмелился и виду подать,

что произошло на самом деле.

Он мог управлять даже кадетами постарше себя. Сергей видел, как

это у него получалось: сначала Закольев просил о каких-то мелких

уступках, чтобы те привыкли соглашаться с его просьбами. Потом

его просьбы становились все навязчивей, пока не превращались в

приказы. Когда же наконец старшему уже поперек горла была его

назойливость, Закольев бросался в драку. И побеждал — по двум

причинам. Первое, он знать не хотел никаких правил в драке. И второе,

самое главное: он дрался так, как будто не чувствовал никакой боли. С

таким противником драться было все равно что с загнанным в угол

волком.

ни и недели, которые последовали за переводом Закольева на

верхний этаж, всю ту позднюю зиму и начало весны 1881

Дгода школа продолжала жить своей обыденной жизнью:

занятия в классе и боевая подготовка, воскресные и праздничные

службы в школьной часовне, еда и сон. Но однажды один из

старших кадетов поднял Сергея и его товарищей еще до рассвета и

приказал следовать за собой. Наспех схватив в охапку одежду и

полотенца, полусонные кадеты, дрожа от холода, последовали за

«стариком», который вывел их в подвал, а затем повел за собой по

длинному темному коридору. В полутьме было слышно лишь, как

стекает по стенам вода, да еще шлепанье двенадцати пар босых ног

по мокрому каменному полу. Коридор упирался в массивную

железную дверь. «Старик» навалился на нее, и она со скрипом

поддалась. Оказалось, они вышли к берегу озера Круглое,

блестевшего в только-только начинавших проглядывать первых

солнечных лучах. Лишь эти светлые лучи напоминали о том, что

уже наступила весна. Озерное мелководье было еще затянуто

тонким льдом, по берегу тоже кое-где еще лежали серые комья

снега. Вдалеке на востоке темнели холмы, было тихо. Пока еще

тихо.

_Т)сем раздеться догола! — приказал им старший, и сам