Путешествие Сократеса

Королёва же, напротив, его неожиданное хладнокровие смутило.

Он привык, что мужчины, словно трусливые псы с поджатым

хвостом, спешат убраться подобру-поздорову, пока дело

действительно не дошло до драки.

Они кружили друг против друга, не отводя глаз и испытывая

противника, сверяли свою ярость и свою решимость победить с

яростью и решимостью другого. Грегор первым рванул на себя

противника, но Королёв дрался исключительно хорошо даже одной

рукой. Он бы и вышел из боя победителем, если бы не ошибся в

Стаккосе, недооценив его живучесть. Удары Стаккоса, обычно

валившие людей с ног, на Королёва не оказывали видимого

воздействия. Но пары ударов Королёва хватило, чтобы у того

хлынула кровь горлом.

Королёв привык все свои схватки заканчивать, хватая сзади

соперника своей единственной рукой за шею. Это его и подвело.

Как только Королёв оказался сзади и его рука обвила шею

Стаккоса, тот немедленно провел бросок, и Королёв тяжело,

словно куль с мукой, грохнулся оземь. А Стаккос уже держал нож

в руке.

Приставив колено к массивной груди гиганта и поигрывая ножом у

его щеки, Стаккос спросил:

—

Так чем мы закончим нашу встречу? Выбор за тобой —

хочешь, еще одну щеку порежу, а хочешь — руку прочь, чтобы

того... не кренило в другую сторону.

—

Поступай как знаешь, — только и сказал однорукий гигант. —

Но я все равно поеду следом за тобой, хочешь ты того или нет. И

буду рядом, пока сам не решу уйти.

—

Ух ты, слова-то какие нашел! Ты, гляжу, мастер не только

кулаком махать. Что ж, рядом так рядом. Давай руку, раз уж я ее не

отхватил.

И Стаккос протянул ему руку, чтобы помочь подняться с земли. Но

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОБРЕТЕНИЕ И УТРАТА

151

Королёв, словно пружина, вскочил и уже был на коне. По дороге у

них завязался разговор, не слишком похожий на дружескую

беседу. Скорее это был сговор сообщников.

Стаккос спрашивал о его жизни напрямую, без околичностей, и так

же просто отвечал ему Королёв. Откуда шрам? Пацаненком сам

себя порезал, чтоб не звали мазунчиком. Когда руку потерял? Три

года назад, повздорил с мужиком в трактире, а тот возьми да и

схватись за топор.

—

Я-то сам не душегуб, — просто сказал Королёв, — но

пришлось его жизни лишить, уж больно топором размахался.

Но, прежде чем расстаться с жизнью, мужик так рубанул его

топором, что Королёв посчитал бесполезной тратой времени

возиться с раной. Того гляди, загноится. Чтобы этого не случилось,

он взял тот самый топор — хозяин его к тому времени уже валялся

под лавкой со сломанной шеей — и доделал то, с чем не справился

мужик. После этого у него еще хватило сил подойти к жаровне и

сунуть обрубок в горящие угли.

—

Сам после этого чуть концы не отдал, — кивнул своим

воспоминаниям Королёв, — но ничего, как видишь, жив остался.

Чем дольше они ехали, тем больше убеждался Стаккос, что у них с

Королёвым много общего. И тот рано ушел из дому, но

распространяться об этом не захотел, сказал только:

—

Набедокурил я. Стали меня все бояться.

—

И что, на порог указали?

—

Не-а... — покачал головой тот. — Как-то просыпаюсь я утром,

а дома никого... ушли. Во как.

Он потянул коня за узду и пристально взглянул на Стаккоса:

—

Ты слушать — слушай, а болтать не моги. Так и порешим: кому

сболтнешь лишнего про меня, оставлю без языка. Или ты меня без

руки. Но теперь я уже умный. Знаю, как с тобой надо драться.

Стаккос так же спокойно ответил на его взгляд, не отводя глаз, и у

Королёва все похолодело внутри. Впервые в своей жизни он узнал,

что такое страх — чувство, неведомое ему до той поры. Он отвел

глаза и добавил еще одно условие:

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОБРЕТЕНИЕ И УТРАТА

152

—

С женщинами я не прочь... того... повозиться. Так что ежели

будем кого брать в полон...

—

А на что нам эти пленные, подумай сам?

—

Раз так, тогда сначала женщин — мне, а потом можно и головы

с плеч. Согласен?

—

А отчего ж и нет? — ухмыльнулся Стаккос.

Королёв хочет женщин — будут ему женщины. Стаккосу нужна

власть. И она будет принадлежать только ему.

Так они и договорились. Шло время, и к этим двоим, что

заключили между собой соглашение на большой дороге, стали

подтягиваться такие же, как они. Словно мухи на навоз, слетались

они отовсюду, привлеченные невиданным прежде казачеством, во

главе которого стояли некий атаман Стаккос и его «рука» —

свирепого вида однорукий великан.

ришел февраль. В один из дождливых дней, которые иногда

Пслучаются в Петербурге в эту пору года, утром, когда они

уже собирались вставать, Аня прошептала:

—

Сергей, я должна тебе сказать что-то очень-очень важное.

—

Моя дорогая, для меня важное все, что ты мне говоришь.

Она шутливо толкнула его локтем:

—

Это важнее. Ты слушаешь? В самом деле слушаешь?

Он повернулся к ней, сквозь сон припоминая, что вчера,

после работы, руки так и не дошли починить раковину на кухне.

—

А что, разве такое когда было, чтобы я тебя не...

17