Несмотря на свою древность, Ереван — новый город. На холмах Арин-Берд и Кармир-Блур перед последней войной и после нее при раскопках обнаружили развалины древней крепости и жилища ассиро-вавилонской эпохи, когда процветало и простиралось до этих земель древнее царство Урарту. «Было место пустынное, и я сотворил здесь великие дела», — говорится в надписи, найденной на вершине Арин-Берда. Она позволила установить время возникновения Еревана, 782 год до нашей эры. Но с тех пор и до 1920 года история протекала здесь так же, как воды реки Раздан, которая, вытекая из озера Севан, смешивается с водами Аракса и затем Каспийского моря. Сохранилось несколько древних церквей и мостов. До сих пор здесь стоит много маленьких купеческих домиков прошлого века. Судя по ним, торговля не слишком процветала. Ереван — дитя современной Армении, о чем свидетельствует его архитектурный паспорт.
Это город со своим лицом, которое сразу не разглядишь. Сближение приходит поздней, когда свыкаешься с общими признаками больших городов: асфальтированными улицами, бетонными коробками огромных зданий, особенно если оказался там летом и солнце палит, словно и оно из раскаленного цемента. Но когда ходишь по Еревану, бетонные громады постепенно размыкаются, отступают, а где-то, слава тебе господи, пропадают. И становится легче дышать, когда глаз останавливается на зеленом овраге с пятью домиками здесь, тремя там, — старыми низенькими домиками, оставшимися от деревень, сбегавших когда-то вниз по оврагу. А потом, если остановишься и замрешь, увидишь ежа, пробирающегося по асфальтовому коридору, и опять перед тобой незнакомая, но легко угадываемая армянская природа: каменистая скала, несколько старых деревьев — оттесняют цемент. Кое-где небольшие рощицы. Радует вид горных склонов, хотя это монолитный камень, как на наших прекрасных Турковунья. И хочется крикнуть: «Оставьте все как есть, не стройте больше ни жилых домов, ни больниц, ни школ! Сохраните овраги, ущелья и склоны, пусть живут и дышат, не прячьте их за строениями!» Ведь понимаешь, что и здесь дошли до опасной черты: в Ереване обилие домов, населения — более миллиона, треть всей Армении, и я видел, как по субботам и воскресеньям ереванцы едут за город, на природу.
Я говорил о массе цемента. Это не совсем так. У армян в изобилии строительный камень: гранит, черный камень и главным образом туф, мягкий, легко поддающийся обработке. Возьмешь в руки кусочек туфа, а он еще теплый, от него исходит дух, как от свежего хлеба. Из туфа в основном и построен Ереван. Розовый, серый, черный, он сверкает на солнце и придает городу своеобразный колорит. Ереван впечатляет своими красками. У армянских камней богатая цветовая гамма, особенно красивая на фоне деревьев и травы при меняющемся освещении дня и ночи. В камне особая выразительность, как и в резких звуках армянской речи.
В Ереване есть красивые здания, их стоит посмотреть. Город, к счастью, попал в руки талантливых людей, которые, увидев, что их соотечественники собираются строить свой дом, съехались и стали работать, чтобы создать город, страну, государство. Они привезли сюда и свои святыни. Строили дома, сажали деревья, создавали памятники. В ереванских названиях, как и всюду в Армении, господствует слово «нор» — «новый»: Нор-Себастья, Нор-Зейтун, Нор-Бутанья, Норагюх и так далее. Так же у нас: Неес-Иониес, Неес-Смирнес, Неа-Гераклия. И многие из тех, кто в двадцатые-тридцатые годы планировал, строил, созидал, остались в городе памятниками в бронзе и камне. А есть и такие, кто не жил в Ереване, но и сюда дошла их слава и искусство, которые помогли ереванцам наладить жизнь. Перед войной привезли из Парижа в Ереван прах великого армянского композитора Комитаса. Ему поставили памятник и создали парк-пантеон, носящий его имя. Этот гениальный человек дал хлеб духовный своей родине.
Перед оперным театром — памятник композитору и дирижеру А. Спендиарову, неподалеку — поэту О. Туманяну.
В больших городах мира есть памятники, сооруженные как бы по одному шаблону к какому-нибудь юбилею. И хотя их стоит много, будь то даже огромные всадники, они никого не увековечивают и теряются в тучах пыли, шуме, напряженном автомобильном движении, не живут в человеческой памяти, не преображают окружающего пейзажа. Проходишь мимо и не замечаешь их. Еще издали что-то говорит тебе об их незначительности. Я не имею в виду лиц, которых не уважаешь, лиц, недостойных увековечения. Их-то как раз замечаешь. Но и в чужих странах, чьей истории не знаешь, подлинное искусство впечатляет, завораживает. А если в огромном массивном памятнике нет величия и вдохновения, то он напоминает декорацию, оперетту… Монументальное искусство носит иногда, я бы сказал, опереточный характер.