Путешествие в Древность (СИ)

Спустя минут двадцать, когда по телу растеклась приятная сытость, я заставила себя оторвать пятую точку от лавки и помочь Лисе с посудой. Приведя кухню в божеский после набега голодного отряда вид, мы направились в чадыр, где мальчики уже разожгли костер. Несмотря на дневную жару, в темнеющем ночном воздухе висела влага, и я сгоняла до палатки, вернувшись уже с курткой и гитарой. Я - не я, если сегодня не буду петь до одури, пока не заткнут.

К уютно горящему огню постепенно подтянулся весь отряд. Мы с Лисой, как пока единственные девочки, вольготно расположились на женской половине чадыра и лениво наблюдали за тем, как шеф устраивает моральную головомойку Сереже за кривые фотографии раскопа. А я говорила, как камеру держать нужно, но я же женщина, чего меня слушать…

Потом был чай с травами и паленые зефирки, горящие, почему-то, ярко-голубым пламенем.

Слопав свою порцию, я потянулась к шестиструнной подруге и пробежала пальцами по струнам, проверяя звучание. Нормально, чуть-чуть совсем подстроить надо. Вытянув ноги в сторону выхода, я оперлась на Алискину спину и стала потихоньку подбирать мелодию. Хотелось что-нибудь уже спеть, но мысли не шли – прямо напротив меня сидел Том, поджав ноги, и наблюдал за моими действиями сквозь язычки огня и отбрасываемые им отсветы.

- Дашик, спой «Королевну»? – Лиса запрокинула голову, положив ее мне на плечо. Я ощутила приятную тяжесть и улыбнулась. Лиска-Алиска. Родная моя, хорошая моя девочка. Безнадежный ты мой романтик… Я пробежала пальцами по струнам и тихонько запела. Мне до Хелависы, конечно, как до Луны на велосипеде, но все же…

Выводя волшебные слова песни, я чувствовала, как она дышит, впитывая каждое слово. Это действительно волшебная песня – почему-то каждый раз, когда я ее пою, происходит что-то очень хорошее…

Я ощутила, как Лиса глубоко вдохнула, и в следующую секунду услышала ее голос, сливающийся с моим:

Где-то бродят твои сны, королевна;

Далеко ли до весны к травам древним…

Только повторять осталось - пара слов, какая малость -

Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье…

Мне ль не знать, что все случилось не с тобой и не со мною,

Больно ранит твоя милость, как стрела над тетивою;

Ты платишь за песню луною, как иные платят монетой,

Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету…

Ты платишь за песню луною, как иные монетой,

Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету…

Я закончила мелодию и тоже запрокинула голову, укладывая ее на плечо Алисе. Так хорошо…

- Даша, мы требуем еще! – шеф протянул руку за чайником, но резко отдернул ее, заковыристо выругавшись. Правильно, а чего хвататься за чайник, стоящий на треноге над костром?!

- Ну, а чего требуете-то? – я подняла голову и прищурилась, оглядываясь на разливающего чай Палыча.

- А давай про того, чьи символы у нас на чадыре!

- Про Тамерлана, что ли? – я оторвалась от Алискной спины и подобрала ноги – от входа ощутимо тянуло холодом.

- Давай! – шеф широким жестом указал на кружки. – Налетайте!

Два раза просить не пришлось. Урвав каждый себе по кружке, мы принялись разорять чашку с мармеладками – теперь настало их время!

Дожевав и допив, я уселась по-турецки и снова взялась за гитару. Странная какая-то у меня сегодня история про Тамерлана получилась… Как будто не я пою, слова как в пустоту улетали… Выведя последний аккорд я на секунду зависла, глядя на гриф, а потом заиграла снова. Я эту песню не играла с того момента, как развелась с Артемом – слишком много воспоминаний. А тут накрыло…

Ой, да на что, на что сдалась я ему? -

Словно нож, он остер и резок;

Вышивают небесную тьму

Пальцы тонких ветреных лезвий…

Я пропела эти слова и поймала на себе удивленный взгляд Алисы. Не смотри на меня так, не смотри! Не знаю я, какого дьявола! Просто хочу петь.

Замолкнув, я отложила гитару, залпом допила чай и под недоуменными взглядами народа выбралась из чадыра. Не надо за мной сейчас идти, не надо. Никому. Алиса не пойдет, она понимает, что к чему. Парни – тоже. Том… даже если пойдет, не найдет меня. Да и сомневаюсь я, что он пойдет среди ночи по мокрому лесу на реку. А я пойду.

Посоветуюсь с матерью-Катунью. Кто мне еще подскажет?..

Мокрый папоротник неприятно бил по рукам и мочил штанины, но я не обращала внимания. Выйдя на берег, я поплотнее закуталась в куртку и пошла по кромке воды. Катунь шумела, неся мусор в мутных водах, ставших после прошедшего дождя серыми. Сквозь резину сапог я чувствовала их холод, но не спешила выходить на берег, мысленно задавая реке так интересующий меня вопрос.

Набрав в легкие побольше воздуха, я тихонько запела не получившуюся сегодня песню. И сейчас, без гитары, под аккомпанемент Катуни, она вышла гораздо, гораздо лучше. Я снова, как и всегда, когда ее пела, увидела перед глазами кибитки и костры, коней и грозных воинов-степняков, прекрасного, сильного мужчину, с которым обручена костром…