Путешествие в глубину моей памяти через тернии сна

Отряды крестоносцев и сарацин стояли друг против друга на расстоянии чуть больше полёта стрелы. В рядах крестоносцев были состарившиеся в битвах, с многочисленными шрамами и порезами именитые воины и молодые юнцы, которым не было и шестнадцати, все они страстно жаждали славы и победы. Под христианскими знамёнами и орифламмами разного рода герцогств, баронов, рыцарей, монархов средневековья удалось собрать воинов со всей разрозненной непрекращающимися междоусобицами Европы. Все ждали сигнала для начала атаки, но военачальники, в отличие от воинов, которые стояли во главе войска с Godefroi de Bouillon, были чрезмерно холодны и спокойны. Самые нетерпеливые даже стали роптать, выказывая своё неудовольствие похлопыванием рукоятки меча о щит. Первыми ринулись в бой сарацины, их скакуны неслись с бешеной скоростью, осыпая градом стрел из маленьких луков на полном скаку. Ряды крестоносцев разомкнулись, и вышли лучники с большими луками. Они поставили их нижним концом на землю и принялись метать стрелы в сторону противников. Конница сарацин столпилась, сбилась в кучу и стала падать. Атака была отбита, явно чувствовалось несравненное преимущество большого лука, который мог насквозь пробить не только всадника, но и свалить лошадь на полном скаку. Оставив на поле боя раненых и убитых, они отступили. Лучники зашли внутрь войска, ряды воинов за ними сомкнулись, лишь тогда прозвучали трубы и призыв к наступлению. С криками, в бешеном исступлении крестоносцы ринулись на бежавшее на них войско сарацин, как море на скалы в шторм, и сошлись вода и огонь, горы и небо, земля и стон. Всё смешалось в кровавом бурлящем потоке ненависти: пыль, топот, вой, ругань, боль, тучи стрел, обломки мечей и копья, торчащие из изуродованных тел, обрубки ног, рук, павшие горячие головы.

Чьи-то губы шептали последние молитвы, кто-то стонал, моля Господа Бога, чтобы послал ему быструю смерть. В синем небе, задёрнутом лёгкой пеленой облака, каркая, появились стайки чёрных ворон, чтобы полакомиться глазами павших, на скале отлогих гор уже сидела не одна пара стервятников, предвкушая щедрый ужин из человеческой плоти.

Молодой рыцарь Гийом де Бош безнадёжно искал своего родственника Эжена среди груды изуродованных тел на поле битвы. После двух часов изнурительных поисков он нашёл его плавающим в луже крови рядом с обезглавленным трупом вчерашнего восточного христианина. Окружённые врагами, припав спиной к спине, они бились до последнего вздоха, до последней капли крови.

Профессор Силин, который с недавних пор зачастил к ним, и Валя уже почти прощались в дверях, обмениваясь дежурными фразами, которые мы говорим друг другу каждый раз, прежде чем уйти, как их внимание привлёк тяжелый стон, доносившийся из спальни, они бросились бегом туда, и то, что они увидели, заставило их содрогнуться от ужаса.

Олег лежал с открытыми остекленевшими глазами и, закусив нижнюю губу, стонал. Его вытянутое лицо выглядело помолодевшим, как у шестнадцатилетнего юнца. Оно было бледное и спокойное, а из глаз текли красные, как рубины, слёзы. Валентина кинулась их вытирать платком, который лежал рядом на кровати, но Силин схватил её за руку и сказал:

– Не надо, не бойтесь, это не кровь, я знаю, что это!

– Ну вас! – дрогнувшим от волнения голосом воскликнула она и, отдёрнув его руку, стала нервно вытирать красные капельки на лице Олега.

Вот уже третью неделю состояние Олега Семёновича не ухудшалось и не улучшалось, оно оценивалось как стабильное, он не находился в здравом уме, а продолжал быть в состоянии глубочайшего сна, до реабилитационного процесса было ещё очень далеко, правда бред прекратился, он снова стал говорить на русском. Профессор Силин продолжал навещать их каждый день после работы, между ним и Валентиной из взаимной симпатии стали складываться довольно-таки тёплые отношения. Они иногда могли часами сидеть на кухне, пить крепкий чай, заваривая по-особому, на японский манер, чему он научился на семинаре в Осаке. Болтая о том о сём, интересовались, как прошёл день, уже знали имена некоторых коллег, вспоминали студенческие годы, молодость, друзей. Каждый раз перед приходом профессора она часами прихорашивалась перед зеркалом, пудрила свой маленький носик и наносила помаду цвета lollipop на пухлые губы маленького рта.

В коридоре звонкой трелью радостно надрывался дверной звонок. Она побежала открывать, в дверях стоял Силин с ярким букетом цветов и бутылкой красного вина. Со смущённым видом он поздоровался и, не дожидаясь вопроса от Валентины, стал сам всё объяснять.

– Да вот, зарплату получил сегодня, да и решил – ну не с пустыми же руками идти. Цветы – это вам, Валентина, – замялся он и робко протянул букет.

– Ой, спасибо, какие красивые, только не надо было… Я уже и забыла, когда мне последний раз цветы дарили. Да проходите, что вы стоите-то на пороге. И вино дорогое, наверное, судя по этикетке, французское, Pierre Espirac Cahors, купили небось или на работе подарили, что же вы так деньгами сорите, не жалеете?

– А зачем их жалеть, их печатают, чтобы люди тратили.